О'Генри - Дверь, Не Знающая Отдыха
О`Генри
Дверь, не знающая отдыха
Перевод Зин. Львовского
Я сидел час, по солнцу, в кабинете редактора "Еженедельной Трубы" в
Монтополисе.
Редактором был я.
Шафранные лучи убывающего солнечного света пробивались сквозь хлебные
скирды на садовом участке Микаджа-Виддеп и бросали янтарное сияние на мой
горшочек с клейстером.
Я сидел перед конторкой на невращающемся винтовом стуле и писал
передовицу против олигархии. Комната с единственным окном уже делалась
добычей сумерек. Моими острыми фразами я срезал, одну за другой, головы
политической гидры и в то же время, полный благожелательного мира,
прислушивался к колокольчикам бредущих домой коров и старался угадать, что
м-с Фланаган готовит на ужин.
И вдруг из сумеречной тихой улицы появился и склонился над углом моей
конторки младший брат старика Времени. Его безбородое лицо было сучковато,
как английский орешник. Я никогда не видел одежды, подобной той, что была на
нем. Рядом с ним одежда Иосифа показалась бы одноцветной. Но не красильщик
создал эти цвета. Пятна, заплаты, действие солнца и ржавчины были причиной
их разнообразия. На его грубых сапогах ясно лежала пыль от тысячи пройденных
лиг. (лига - три мили.Прим, перев.) Я не могу дольше описывать его, но
скажу еще, что он был небольшого роста, хил и стар, - так стар, что я стал
считать его годы столетиями. Да, я помню еще, что чувствовался запах, едва
ощутимый запах, похожий на алоэ или мирру или, возможно, на кожу, - и я
подумал о музеях.
Я схватил бювар и карандаш, потому что дело не ждет, а посещения
древних обитателей, - посещения почетные и священные, - должны быть
занесены в хронику.
- Рад видеть вас, сэр, - сказал я. - Я хотел бы предложить вам стул,
но, видите ли,- продолжал я: - я прожил в Монтополисе всего три недели и
знаком с немногими из здешних граждан.- Я кинул неуверенный взгляд на его
покрытые пылью сапоги и заключил газетной фразой:
- Предполагаю, что вы живете в нашей среде. Мой посетитель пошарил в
своей одежде, вытащил
засаленную карточку и неуверенно вручил ее мне. На ней простым, но
нечетким почерком было написано имя "Майкоб Адер".
- Я рад, что вы зашли, м-р Адер, - сказал я. - В качестве одного из
наших старейших горожан, вы с гордостью должны смотреть на рост Монтополиса
за последнее время. Среди других улучшений я, кажется, могу обещать, что
город будет снабжен живой, интересной газетой.
- Знакомо вам это имя на карточке? - спросил посетитель, прервав
меня.
- Нет, мне не приходилось его слышать.
Снова он поискал в своей древней одежде. На этот раз он вытащил
вырванный из какой-то книги листок, потемневший и тонкий от времени. На
верху страницы стояло название "Турецкий Шпион", старомодным шрифтом.
Напечатано было следующее:
"В 1643 году в Париж является человек, который утверждает, что жил все
эти шестнадцать веков. Он рассказывает про себя, что был сапожником в
Иерусалиме во время распятия. Что имя его Майкоб Адер и что, когда Иисус,
мессия христиан, был осужден Понтием Пилатом, римским наместником, он, неся
крест к месту распятия, остановился отдохнуть у дверей дома Майкоба Адера.
Сапожник ударил Иисуса кулаком, сказав: "Иди, чего ты мешкаешь?" На что
мессия ответил ему: "Я ухожу, но ты будешь ждать, пока я не приду".
Этим он обрек его жить до судного дня. Он живет вечно, но в конце
каждого столетия с ним случается припадок или транс, после чего к нему
возвращается возраст, в каком он был во время страданий Христа, а было ему
тогда около тридцати лет. Т
