Нивен Ларри - Мир Кольцо
Ларри НИВЕН
МИР КОЛЬЦО
1. ЛУИС ВУ...
Луис Ву материализовался в центре погруженного в темноту Бейрута, в
одной из ряда трансферных кабин.
Его тридцатисантиметровая косичка сверкала идеальной белизной
искусственного снега, кожа на бритой голове была желтая, зрачки золотые.
Одет он был в голубой халат с вышитым золотым трехмерным драконом. В
момент материализации на его лице была широкая улыбка, открывающая
великолепные жемчужные идеально ровные зубы. Он улыбался и махал рукой.
Однако улыбка тут же исчезла, и лицо Луиса Ву стало похоже на обвисшую
резиновую маску. Ему было уже немало лет.
Какое-то время он смотрел на кипевшую вокруг жизнь Бейрута, на людей,
появляющихся в кабинах из неведомо каких мест, на толпы пешеходов,
бродящих по выключенным на ночь тротуарам. Часы начали бить одиннадцать
ночи. Луис Ву выпрямился и вышел в ожидающий его мир.
В Реште, где еще продолжался устроенный им прием, уже наступил
следующий день, а здесь, в Бейруте, он наступит через час. В ресторане под
открытым небом он поставил всем по нескольку порций ракии, спел за
компанию несколько песен по-арабски и на интерволде, а около полуночи -
перенесся в Будапешт.
Интересно, заметили ли, что он ушел со своего приема? Вероятно, все
решат, что он исчез с какой-нибудь женщиной и снова появится через
несколько часов.
Но Луис Ву ушел один, убегая от настигающей полуночи, от нового дня.
Двадцати четырех часов было решительно мало, чтобы отметить двухсотый день
рождения.
Они справятся и без него. Друзья Луиса сами о себе позаботятся. В
этом смысле его принципы были непоколебимы.
В Будапеште ждало вино, танцы, местные жители, принявшие его за
богатого туриста, и туристы, решившие, что он богатый туземец. Он
танцевал, пил вино и исчез перед полуночью.
В Мюнхене он вышел на прогулку.
Воздух был теплый и чистый, от этого в голове немного прояснилось. Он
бодро шел по ярко освещенным движущимся тротуарам, добавляя к их
десятимильной скорости скорость своего марша. Неожиданно мелькнула мысль,
что в любом месте на Земле есть тротуары, и все они движутся со скоростью
десяти миль в час.
Эта мысль была невыносима - не нова, а просто невыносима. Насколько
же похож Бейрут на Мюнхен, на Решт... и на Сан-Франциско... и на Топику,
Лондон, Амстердам... В магазинах, мимо которых двигались тротуары, везде
можно было получить одно и то же. Все люди, мимо которых он ехал,
выглядели одинаково и одинаково одевались. Не американцы, не немцы, не
египтяне - просто люди. Это обезличивание вместо неисчерпаемой, казалось
бы, оригинальности было заслугой действующих уже три с половиной столетия
трансферных кабин, которые покрывали мир густой сетью. Расстояние между
Москвой и Сиднеем сократилось до доли секунды и десятистаровой монеты. За
прошедшие столетия города так перемешались между собой, что их названия
стали всего лишь реликтами далекого прошлого.
Сан-Франциско и Сан-Диего стали северным и южным концами одного
огромного, вытянутого вдоль побережья города. Однако много ли людей знало,
где кончается один и начинается другой? Почти никто.
Такие пессимистические мысли мало подходили для двухсотого дня
рождения.
Но соединение и перемешивание городов было чем-то вполне реальным.
Все это происходило на памяти Луиса. Национальные, временные и
исторические иррациональности соединялись в одну большую, монотонную
рациональность огромного Города.
Кто сегодня говорит по-немецки, английски, французски или испански?
Все пользуются интерволдом. Мода м
