Моруа Андрэ - Воспоминания
Андре Моруа
Воспоминания
Фрагменты книги
И все же надо жить
В смерти любимого существа мучительней всего невосполнимость утраты.
Nevermore. Никогда больше я не услышу ее мягкого голоса, не увижу прекрасного
лица; никогда больше не будет у нас с ней "разбирательств" - так она называла
наши долгие объяснения, тягостные выяснения отношений; только теперь я начал
ценить их и с готовностью отдал бы остаток жизни, чтобы вновь увидеть Жанину
хоть на час, хоть на минуту. В марте 1924 года стояла чудная погода, но раннее
весеннее тепло лишь напоминало о моей утрате. Вслед за ночью неизменно
наступал новый день, и на безоблачном небе снова появлялось солнце. Я не мог
работать. Каждое утро я выходил из дома. Покупал белые цветы и подолгу
расставлял их так, как это делала Жанина: то передвигая немного розу, то меняя
изгиб стебля, - и водружал букеты перед ее портретами, стоявшими во всех
комнатах. После обеда ко мне в кабинет приходила малышка Мишель и усаживалась
напротив; ее детская и вместе с тем серьезная забота на некоторое время
возвращала меня к жизни.
Узнав о моем трауре, полковник Дженнер написал мне: "Приезжайте к нам в
Эйвбери. Места всем хватит. Полдома в вашем распоряжении, а нас вы даже не
будете видеть. Вам надо сменить обстановку..." Я принял его приглашение, но,
покинув Нёйи, все же не обрел душевного покоя. Напрасно я до изнеможения
бродил среди трав и камней Эйвбери. Каждую ночь я возвращался во сне к моей
Жанине, и пробуждение надрывало мне сердце. Вернувшись во Францию, я узнал,
что подготовлен склеп в Ла-Соссе. Я перевез туда гроб жены, поставил перед
могилой полукруглую мраморную скамью и вазон для цветов, посадил иву. Каждый
день я приходил на маленькое кладбище и окунался в прошлое. Нередко меня
сопровождали дети.
- Пошли отнесем mammy цветов, - звали они.
Мишель становилась задумчивой и скрытной. Унаследовав красоту и изящество
матери, она походила на меня своей молчаливостью, сосредоточенностью на
внутренних переживаниях. Мальчики, розовощекие и белокурые, были прелестны,
особенно когда играли на зеленой траве, одетые в яркие комбинезоны. Мне
нравилось наблюдать за их бесхитростной счастливой жизнью. Каждый день с тем
же деловым видом, с каким когда-то мой отец обходил завод, ребята обходили наш
сад. Они увлеченно искали землянику, обследовали душистый горошек, с восторгом
рассматривали розы, считали снесенные курами яйца, вертелись около садовника.
Потом, как и я в их возрасте, собирали букеты полевых цветов. Ближе к вечеру,
облаченные в бледно-голубые пальтишки с хлястиками, они отправлялись гулять, и
их пшеничные головы терялись на тропинках среди колосьев, маков и васильков.
Как только ко мне вернулась способность писать, я принялся за работу.
Давно уже вынашивал я замысел "Диалогов об управлении". Мысли мои на этот счет
еще с тех времен, когда я учился у Алена, были весьма противоречивы. Учитель
наш намеренно выступал в роли гражданина, восставшего против властей. Он
внушал нам, что чем меньше правительство правит, тем лучше оно управляет
страной и что любой вождь неизбежно стремится стать тираном. Жизнь (как и
"Республика" Платона) научила меня другому: отсутствие добровольно признанного
лидера и добровольного ему подчинения приводит общество к беспорядкам, а вслед
за тем и к тирании. Где же истина? Мне хотелось разобраться в собственных
мыслях и заставить спорить, по выражению Ренана, левую и правую половины
мозга.
За год до того мне довелось познакомиться в Понтин
