Моруа Андрэ - Машина Для Чтения Мыслей
Андре Моруа
МАШИНА ДЛЯ ЧТЕНИЯ МЫСЛЕЙ
Перевод с французского Н. Галь
Преподавателя французской литературы Дени Дюмулена - ге-
роя фантастического романа Андре Моруа "Машина для чтения
мыслей" (1937) - приглашают читать лекции о творчестве Баль-
зака в американский университетский городок Уэстмаус. Прие-
хав туда вместе со своей женой Сюзанной, Дени Дюмулен знако-
мится с лауреатом Нобелевской преяии талантливым физиком
Хикки, который показывает ему свое новое изобретение - аппа-
рат для чтения мыслей. Дюмулен решает использовать аппарат.
Ниже мы печатаем главы из романа.
От коттеджа Хикки до нашего считанные минуты ходу, и, пе-
ресекая лужайку, я спрашивал себя: что же я сейчас скажу Сю-
занне? Показать ей странный аппарат, который я несу под мыш-
кой, объяснить, как он устроен, и испытать его вместе? Или
же, напротив, промолчать, небрежно положить коварный сверток
где-нибудь под боком, где он сможет записать раздумья моей
жены, подслушать ее самые тайные мысли? Признаться, такое
воровское вторжение в душу на миг показалось мне соблазни-
тельным; но нет, это нечестно. Разве я прочитал бы письмо
жены, адресованное не мне? Конечно, нет. "Но ведь это одно и
то же", - подумал я, поворачивая ручку входной двери, и ре-
шил все рассказать Сюзанне.
Но очень часто, решив одно, мы под влиянием обстоятельств
поступаем совсем по-другому, а случилось так, что в тот ве-
чер Сюзанна встретила меня отнюдь не ласково.
- Как ты поздно! - с досадой сказала она. - Я уже беспо-
коилась.
- И совершенно напрасно, - сказал я и положил картонную
трубку на маленький столик возле Сюзанны. - После лекции я
заглянул к Хикки и мы с ним полчаса поболтали; как видишь,
причина моего опоздания самая невинная.
- Может быть, - заметила она, - но, согласись, я же этого
не знала... И вообще, что за удовольствие разговаривать с
этим англичанином? Он ужасно скучный.
- Как ты можешь, Сюзанна? Что за легкомыслие - вот так
судить о большом ученом, когда не понимаешь ни его языка, ни
его идей! Скажу по совести, слушать Хикки мне в сто раз ин-
тереснее, чем твою сестрицу Мари-Клод или твоего зятя Макси-
ма; она уже тысячу раз объясняла, отчего у ее детей всегда
насморк, а он вечно расписывает свои военные подвиги.
- Очень великодушно с твоей стороны напоминать мне про
улицу Фонтенель, когда до нее шесть тысяч километров! У меня
в этой Америке и так все нервы расстроились...
- Нервы - самое простое оправдание, - сказал я, пожимая
плечами.
Наша чернокожая служанка доложила, что обед подан. Я шел
вслед за Сюзанной и горько упрекал себя за несдержанность. В
последние недели между нами все чаще случались вот такие
размолвки. Я возвращался домой полный жалости к моей бедной
изгнаннице и твердой решимости держаться с ней по-отечески
мягко и ободряюще; я живо представлял себе, как буду отныне
великодушен и добр. Но стоит нам остаться вдвоем, и ее неп-
ременно рассердит какое-нибудь мое неосторожное слово. И
пять минут спустя уже в разгаре никому не нужный спор, сып-
лются резкости и упреки. "Нет, - говорил я себе, входя в
столовую, - сегодня вечером я этого не допущу, я не позволю
себе злиться..." Но Сюзанна, раз начав, уже не знала удержу;
в ней, словно в некой пифии, разгоралось внутреннее пламя.
Едва на столе появилась засахаренная дыня, она вновь загово-
рила о ненавистной мне улице Фонтенель: утром пришло оттуда
письмо, в нем сообщалось, что месье Ковен-Леке нездоров.
- Теперь-то ты понимаешь, чем это грозит? - говорила Сю
