Мор Томас - Эпиграммы
Томас Мор
Эпиграммы
Перевод с латинского Ю.Ф. Шульца
БЕАТ РЕНАН
ШЛЕТ ПРИВЕТ ВИЛИБАЛЬДУ ПИРКГЕЙМЕРУ,
СОВЕТНИКУ КЕСАРЯ МАКСИМИЛИАНА
И НЮРЕНБЕРГСКОМУ СЕНАТОРУ
Мне кажется, что будет поистине прекрасно, славнейший Вилибальд, если я
именно тебе представлю эпиграммы Томаса Мора, этого украшения Британии,
которые недавно прислал мне наш Эразм Роттердамский, ибо во многих
отношениях у вас много общего. Вы оба сведущи в вопросах права, оба искусны
как в латыни, так и в греческом, вы оба, не только занимаясь общественной
деятельностью в своем государстве, но и вследствие редкостного умения
исполнять сложные дела, а также благоразумия в подаче советов, в наивысшей
степени любезны своим повелителям, - он могущественнейшему Генриху, королю
британцев, ты - священнейшему кесарю Максимилиану.
Зачем же упоминать о богатствах, которыми вы оба в изобилии обладаете,
- ведь ни один из вас не нуждается в том, чтобы говорилось об отличиях,
даваемых, как считают, богатствами, более того, вы оба при таких богатствах
обладаете дарованием подавать примеры благородства и доброты. Впрочем, вам
обоим и отцы достались не менее расположенные к наукам, чем прославленные
сенаторской фамилией. И так как сходство и равенство это - источник дружбы,
я счел наиболее подходящим представить тебе это творение Мора, чтобы ты с
любовью последовал за ним с его многими размерами, из которых ты еще сильнее
постигнешь и полюбишь богатство эпиграммы. Прибавь сюда, что никому не могли
быть с большим правом посланы эти прелестнейшие забавы, как тому, кто
некогда, как говорят, имел обыкновение выступать на этом поприще. Ибо если
бы только кто-то узнал, что за превосходная вещь ученая эпиграмма, кто бы он
ни был сам, он испытал бы свой талант в этом роде занятий. Но ведь эпиграмма
- и это тебе известно - должна отличаться остроумием, соединенным с
краткостью, должна быть изящной и без промедления завершаться восклицаниями,
которые греки именуют {1}. Действительно, все подобные дарования
в превосходном изобилии можно найти в этих моровских эпиграммах, в
особенности в тех, которые он написал сам: ведь в прочих, переведенных с
греческого, заслуга их изобретения достается древним. Однако он также
достоин не менее высокой хвалы, чем пишущий, должным образом переводя с
чужого языка: труд переводящего часто поистине велик, ибо тот, кто пишет,
свободен и вольно предается сочинению; тот же, кто переводит, принужден то и
дело иметь в виду другое, - а именно то, что он избрал для перевода. Ведь
как часто бывает, что в этом случае гораздо более тяжко трудится ум, чем
тогда, когда он создает что-либо собственное. И в том и в этом Мор поистине
удивителен: ведь он в высшей степени изысканно сочиняет и счастливейшим
образом переводит. Как прекрасно струятся его стихи! Как все в нем
непринужденно! Как все это легко! Он ничуть не тяжел, нисколько не
шероховат, совсем не темен. Он ясен, певуч, он истый латинянин. Далее, он
так умеряет все какой-то необычайно приятной жизнерадостностью, что я
никогда не видел ничего привлекательней. Можно подумать, что Музы вдохнули в
него все, что касается шуток, изящества, тонкого вкуса. Как изысканно
подшучивает он над Сабином, считающим чужими своих собственных детей! Как
остроумно высмеивает он Лала, который так тщеславно жаждал казаться галлом!
Однако его остроты отнюдь не язвительны, но доброжелательны, милы,
дружелюбны и скорее какие угодно, но только не исполнены горечи. Конечно, он
шутит, но везде без злословия; о
