Марз Ф - Конец Секача
Ф. Марз
КОНЕЦ СЕКАЧА
I
Старый секач (1) идет среди густых камышей. Острой мордой он
раздвигает упругие желтые стебли, и они покорно клонятся под его
крепкими копытами и крутыми черными боками. Камыш шуршит и колеблется,
вода булькает, вливаясь в глубокие следы зверя, да и сам он порой
недовольно хрюкает, подсекая клыком какой-нибудь упрямый побег,
задумавший заступить ему дорогу. Зачем думать об осторожности ему,
могучему опытному самцу, ему, кто сильней всех в этой болотистой
заросли? Старому секачу бояться некого.
Солнце заходит за горы, в глубине камышей разлился уже серый сумрак.
Ветер легкими вздохами налетает с моря; длинными пологими волнами
колеблются камыши, и красиво переливается по ним багряный отблеск
заката, словно огнем зажигающий их верхушки. Протоки и ильменя
(маленькие озера), в тени темно-зеленые, в лучах зари палевые, тихое
море - у берега оранжевое, а на западе золотое. Высокий Эльбурский
хребет в прозрачном вечернем воздухе словно еще вырос, приблизился и
теперь тяжелой фиолетовой стеной стоит на границе моря; вдали, на
западе, где только что скрылось солнце, его ровную линию резко прерывает
изящный конус Демавенда. Он кажется синим, а небо вокруг него - точно
пылающее зарево, точно отверстие гигантского горна. Отливы золота, меди
и алой крови смешались здесь в ослепительно-красивой игре красок, и
расплавились, и загорелись края тяжелых седых туч, нависших над горным
хребтом.
Камыши шумят. Этот грустный шорох то замирает, то нарастает -
кажется, кто-то вздыхает. И на фоне его со всех сторон звучат голоса:
камыши полны тайной жизнью. Несутся издали громкие крики цапель, крякают
утки на заводи, тенькает отшельник-пастушок, перекликаются говорливые
грачи, и, когда на мгновение все замолкнет, так красиво, покрывая говор
камышей, из самой дали плывут звенящие, медные возгласы серых журавлей.
И чем дальше меркнет закат, тем тише и реже раздаются эти крики радости,
опасности и битвы
Старый секач знает все эти звуки, не первую зиму проживает он среди
этих камышей.
Восемь лет тому назад маленьким, визгливым поросенком появился он на
свет божий в этих заповедных зарослях. Расцветала весна; в уединенной
берлоге, запрятанной в глухих камышах, вдали от кабаньих тропинок, у
большой, опытной свиньи родилась дюжина поросят. Две недели держала мать
свой выводок в логовище, изредка выбегая, чтоб похватать немного корму,
и, только когда буйные и шаловливые кабанята подросли и покрылись
щетинистой, полосатой шкуркой, вывела их в заросли. Впереди в перевалку
шагала свинья, спокойная, важная, неуклюжая, а за ней, вечно толкаясь,
играя, пища, спешила стайка беззаботных поросят.
Пошла привольная жизнь. Весело было будущему "одинцу" в толпе таких
же, как и он, резвых полосатых братцев сновать по камышу, повинуясь лишь
своим причудам да сердитому хрюканью матери; весело было играть,
драться, копать землю, чтоб добыть из нее вкусные корни или просто дать
поработать подвижному, любознательному пятачку. Так сладки были дневные
отдыхи в тени камышей, когда в полдень жаркий воздух трепетал вдали над
степью; поросята вырывали себе ямки и забирались в грязь, так что поверх
нее виднелись только их вертящиеся уши, лукавые глазки и черные пятачки.
Хорошо было и вечернее купанье в большой колдобине, куда собирались и
старые кабаны. Испуганно повизгивая, давали малыши дорогу могучим
секачам, которые, громко ломая камыш, важно выходили на берег; поросята
с серо-желтыми шкурками казались такими смешны
