Маркес Габриэль Гарсиа - Незабываемый День В Жизни Бальтасара
Габриэль Гарсия Маркес
Незабываемый день в жизни Бальтасара
Клетка была готова, и Бальтасар, как он обычно делал с клетками, повесил ее
под навес крыши. И он еще не кончил завтракать, а уже все вокруг говорили,
что это самая красивая клетка на свете. Столько народу торопилось ее
увидеть, что перед домом собралась толпа, и Бальтасару пришлось снять
клетку и унести назад в мастерскую.
- Побрейся, - сказала Урсула, - а то ты похож на капуцина.
- Бриться сразу после завтрака плохо, - возразил ей Бальтасар.
У него была двухнедельная борода, короткие волосы, жесткие и торчащие как
грива у мула, и лицо испуганного ребенка. Однако выражение этого лица было
обманчиво. В феврале Бальтасару исполнилось тридцать, в незаконном и
бездетном сожительстве с Урсулой он пребывал уже четыре года, и жизнь
давала ему много оснований быть осмотрительным, но ни одного - чтобы
чувствовать себя испуганным. Ему не приходило в голову, что клетка, которую
он только что закончил, может показаться кому-то самой красивой на свете.
Для него, делавшего клетки с самого детства, эта последняя работа была лишь
чуть трудней первых.
- Тогда отдохни, - сказала женщина. - С такой бородой нельзя выйти на люди.
Он послушно лег в гамак, но ему то и дело приходилось вставать и показывать
клетку соседям. Урсула сначала не обращала на нее никакого внимания. Она
была недовольна, что он совсем перестал столярничать и две недели занимался
одной только клеткой, плохо спал, вздрагивал, разговаривал во сне и ни разу
не вспоминал о том, что надо побриться. Но когда она увидела клетку, ее
недовольство прошло. Пока Бальтасар спал, Урсула выгладила ему рубашку и
брюки, повесила их на стул рядом с гамаком и перенесла клетку на стол, в
комнату. Там она молча стала ее разглядывать.
- Сколько ты за нее получишь? - спросила она, когда он проснулся после
сиесты.
- Не знаю, - сказал Бальтасар. - Попрошу тридцать песо - может, дадут
двадцать.
- Проси пятьдесят, - сказала Урсула. - Ты недосыпал две недели. И потом она
большая. Знаешь, это самая большая клетка, какую я только видела.
Бальтасар начал бриться.
- Думаешь, дадут пятьдесят?
- Для дона Хосе Монтьеля такие деньги пустяк, а клетка стоит больше, -
сказала Урсула. - Тебе бы надо шестьдесят просить.
Дом плавал в удушающе-знойной полутени, и от стрекота цикад жара казалась
еще невыносимей. Покончив с одеванием, Бальтасар, чтобы хоть немного
проветрить, распахнул дверь в патио, и тогда в комнату вошли ребятишки.
Новость уже распространилась. Доктор Октавио Хиральдо, довольный жизнью, но
измученный своей профессией, думал, завтракая в обществе хронически больной
жены, о новой клетке Бальтасара. На внутренней террасе, куда они выносили
стол в жаркие дни, стояло множество горшков с цветами и две клетки с
канарейками. Жена доктора любила своих птиц, любила так сильно, что кошки,
существа, способные их съесть, вызывали у нее жгучую ненависть. Доктор
Хиральдо думал о жене, когда во второй половине дня, возвращаясь от
больного, зашел к Бальтасару посмотреть, что у него за клетка.
В доме у Бальтасара было полно народу. На столе красовался огромный
проволочный купол, в нем было три этажа. Со словно игрушечными переходами,
с отделениями для еды и для сна и с трапециями в специально отведенном для
отдыха птиц месте, его клетка казалась макетом гигантской фабрики по
производству льда. Не прикасаясь к клетке, врач внимательно ее оглядел и
подумал, что на самом деле она превосходит даже то, что он о ней слышал
