Маркес Габриэль Гарсиа - Монолог Исабели, Которая Смотрит На Дождь В Макондо
Габриэль Гарсия Маркес
Монолог Исабели, которая смотрит на дождь в Макондо
Непогода пришла в воскресенье после мессы. Ночь была очень душная, и еще
утром никто не думал, что сегодня может пойти дождь. Не успели мы, женщины,
выйти из церкви и раскрыть зонты, как подул тугой темный ветер, который одним
мощным порывом смел и закружил пыль и сухую майскую кору. Кто-то рядом со мной
сказал:
- Будет дождь.
А я уже это знала. Почувствовала, когда мы вышли на паперть и меня вдруг
пронизала дрожь от ощущения какой-то вязкости внутри. Мужчины заспешили к
ближайшим домам, одной рукой придерживая сомбреро, другой - прикрывая лицо
платком от поднятого ветром облака пыли. А потом хлынул дождь, и небо, серое и
студенистое, заколыхалось совсем близко, над самыми нашими головами.
Остаток утра мы с мачехой провели, сидя в галерее, довольные, что дождь
оживит розмарин и туберозы, изнывающие от жажды в своих ящиках после семи
месяцев летнего зноя с его раскаленной пылью. В полдень земля перестала
блестеть, и свежий, бодрящий запах дождя и розмарина смешался с запахом
взрыхленной почвы, вновь пробуждающихся растений. Во время обеда отец сказал:
- В мае дождь - значит, засухи не будет.
Мачеха, улыбающаяся, словно пронизанная светящейся нитью нового времени
года, сказала мне:
- То же самое и в проповеди говорилось.
И мой отец улыбнулся, и пообедал с аппетитом, и даже посидел потом в
галерее - было видно, что ему хорошо. Он сидел молча, с закрытыми глазами, но
не спал, а как будто грезил наяву.
Дождь лил весь день, не усиливаясь, но и не затихая. Звук воды, падающей
на землю, был монотонным и спокойным, казалось, что мы весь день едем на
поезде. Но мы даже не заметили, как глубоко дождь проникает в наши чувства. На
рассвете в понедельник, когда мы затворили дверь, чтобы укрыться от резкого,
стылого холодка, которым тянуло из патио, наши души уже наполнились дождем
доверху. А позже, утром - потекло через край. Мы с мачехой снова смотрели на
наш сад. Бурая и твердая майская земля превратилась за ночь в темное вязкое
месиво, похожее на дешевое мыло. Между цветочными ящиками бежали быстрые
ручейки.
- Теперь уж они напились досыта, - сказала мачеха.
И я увидела, что она больше не улыбается и ее вчерашнее оживление
сменилось серьезностью и усталостью.
- Наверно, - сказала я, - надо, чтобы работники на время дождя перенесли
их в коридор.
Так и сделали, а дождь все рос и рос огромным деревом над другими
деревьями. Отец сел на то же место, где сидел в воскресенье после обеда, но ни
словом не упомянул о дожде, а сказал только:
- Плохо спал эту ночь, проснулся ни свет ни заря от боли в пояснице.
И остался сидеть там, у самой решетки, положив вытянутые ноги на стул,
повернувшись лицом к пустому саду. Только днем, отказавшись от обеда, отец
подал голос:
- Похоже, что этот дождь никогда не кончится.
И я вспомнила месяцы жары. Вспомнила август, нескончаемое оцепенение
сиест, когда мы умирали под бременем томительных часов в одежде, облепившей
потное тело, а снаружи доносилось глухое и назойливое гуденье этих часов,
которым не было конца. Я смотрела на мокрые стены - щели между досками стали
шире. Смотрела на наш маленький сад, впервые пустой, и на куст жасмина у стены
сада - память о моей матери. Смотрела на отца, который сидел в качалке,
подложив под больную спину подушку, и его печальные глаза, заблудившиеся в
лабиринте дождя. Я вспомнила августовские ночи, в чьем наполненном чудесами
молчании не слышишь ничего кроме с
