Библиотека в кармане -зарубежные авторы

         

Мариновский Иван - Тотем Поэта


ИВАН МАРИНОВСКИ
ТОТЕМ ПОЭТА
Пер. с болг. В. Боровски
Как уже сотни раз до этого, я останавливаюсь на берегу
реки, чтобы скоротать бессонную ночь. Рогожа, на которой я
расположился, вся в дырах, так что я лежу почти что на зем-
ле. Ко всему прочему, я еще голоден - можно ли утолить голод
куском кукурузной лепешки, брошенным из милости? Поэтому я
едва дожидаюсь утра. А вот и оно: солнце дарит всему прост-
ранству под, над, перед собой бесконечно розовый рассвет.
Внизу перед храмом начинает толпиться народ: мужчины и
женщины. Женщины тащат за собой детей. Все толкаются и ука-
зывают на вход в храм. Из него выхо-
дит главный жрец. Прошло много лет с моего последнего посе-
щения. И вероятно, это внуки тех, что были здесь прежде. По-
этому они мне незнакомы. Они меня тоже не знают. Только жрец
догадывается, кто я. Обо мне написано в его священных кни-
гах. Жрец - высохший старик. Его лицо усеяно прожилками и
мелкими старческими пятнами, напоминающими семечки инжира.
Он поднимает свои длинные руки и возвещает, что тотемом выб-
рал кошку, потому что она ловка, быстра и хитра и у нее де-
вять жизней. Эти же качества обретут теперь мужчины, поэтому
они спокойно могут идти против хеттов. Им нужно двигаться на
север, там они завоюют новые земли и захватят рабов-из хет-
тов получатся хорошие рабы... Мужчины будут захватывать кре-
пость за крепостью, и не найдется силы, которая бы их оста-
новила.
Говорит он веско. Люди словно видят не его, а несметные
богатства хеттов. Жрец настолько убедителен в своей ритори-
ке, что мужчины воинственно размахивают копьями, а один из
них крутит своим коротким мечом, свирепо и безжалостно рас-
секает им воздух, будто срубает головы хеттов.
Мне опротивели эти обряды, связанные с объявлением кошки
священной и неприкосновенной. Они тянутся всегда ужасно дол-
го. В конце концов толпа всегда впадает в экстаз, ложится
ничком на землю, затем становится на колени и кланяется так
низко, словно обнюхивает песок.
Эти тоже не составят исключения, они даже более ревност-
ны. Может быть, завтра, а может, уже и сегодня, они ринутся
против хеттов.
Оставляю рогожу возле пальмы, она мне уже точно не пона-
добится, но пусть кто-нибудь найдет ее и постелит ночью на
холодный песок. Прокладываю себе путь сквозь толпу и прибли-
жаюсь к храму. Что за следует, мне известно, как, впрочем, и
то, закончится.
- О великий жрец, почему ты выбрал тотемом кошку? - спра-
шиваю я. - Неужели ее ловкость, быстрота и все девять жизней
ценнее силы и доброты этих мужчин, красоты их жен, улыбок их
детей?
Отвечая, главный жрец спокоен:
- Толпа не может быть тотемом, не может быть священной.
Кто же будет умирать в боях против хеттов? Мне ли не знать,
как вывести его из себя?
- Тогда объяви тотемом хеттов!
- Он - иноверец! - Складки широкого балахона жреца разве-
ваются словно бушующий костер. - Предайте иноверца огню!
Меня хватают, ведут к жертвеннику, построенному из длин-
ных и тяжелых, как этот летний день, камней. Веревка, кото-
рой меня старательно связывают, жестка, она безжалостно стя-
гивает мне руки и ноги.
Пока сооружают для меня костер, мне остается только поп-
рощаться. С кем? С летним днем, с финиковыми пальмами, с
мутным разливом реки, с фламинго на берегу, нежащимся на
тлеющих углях своих перьев...
Время прощания всегда короче, чем ожидаешь. Вот уже и
костер разжигают. Так знакомо потрескивают разгорающиеся по-
ленья. Струйки дыма медленно окутывают мое тело. Еще немно-
го - и





Содержание раздела