Манн Томас - Непорядок И Раннее Горе
ТОМАС МАНН
НЕПОРЯДОК И РАННЕЕ ГОРЕ
Перевод Т.Исаевой.
В качестве основного блюда были поданы только овощи - капустные
котлеты; поэтому вслед за ними сервировался холодный пудинг из отдающего
мылом и миндалем порошка, лишь недавно появившегося в продаже, и пока
Ксавер - юный слуга в шерстяных белых перчатках, желтых сандалиях и
полосатой куртке, из которой он несколько вырос, - водружает его на стол,
"большие" осторожно напоминают отцу, что сегодня гости.
"Большие" - это, во-первых, восемнадцатилетняя Ингрид, кареглазая,
весьма привлекательная девушка, которой предстоят выпускные экзамены -
скорее всего, она их сдаст, хотя бы уже потому, что вскружила голову всем
преподавателям и самому директору настолько, что те положительно во всем
ей потакают; впрочем, Ингрид отнюдь не думает воспользоваться аттестатом
зрелости, а, полагаясь на свою приятную улыбку и столь же приятный
голосок, а также на ярко выраженный, забавный дар подражания, хочет
поступить на сцену, - и, во-вторых, ее брат Берт, светловолосый
семнадцатилетний юноша, который ни под каким видом не намерен кончать
школу, а мечтает как можно скорее окунуться в гущу жизни, стать либо
танцором, либо конферансье в кабаре, либо, на худой конец, даже кельнером,
но тогда уже непременно в Каире, с каковой целью оц однажды, в пять часов
утра, предпринял едва не удавшуюся попытку сбежать из дому. Решительно, он
чем-то похож на юного слугу Ксавера Клейнсгютля, своего сверстника, - не
то чтобы Берт был с виду простоват, напротив, чертами лица он явно
напоминает отца, профессора Корнелиуса, - нет, это совсем иное сходство,
скорее только какое-то приближение их обоих к одному и тому же типу,
причем главную роль здесь, пожалуй, играет преувеличенная одинаковость в
одежде, повадках, во всем облике. У обоих густые, очень длинные волосы,
небрежно разделенные пробором, и оба делают одинаковое движение головой,
отбрасывая их со лба. Когда один из них, в любую погоду без головного
убора, в спортивной куртке, лишь ради кокетства перехваченной кожаным
ремешком, слегка подавшись вперед да ещё вдобавок склонив голову к плечу,
уходя со двора, отодвигает засов калитки или садится на велосипед, -
Ксавер по собственному усмотрению пользуется велосипедами господ, дамским
тоже, а в особо безмятежном настроении и профессорским, - доктор
Корнелиус, глядя из окна своей спальни, при всем желании не может
разобрать: кто это - чужой малый или собственный сын? У них вид русских
мужичков, думает он, как у одного, так и у другого, и оба они отчаянные
курильщики, хотя Берт, за неимением денег, курит меньше Ксавера, который
довел свою норму до тридцати сигарет в день, предпочтительно марки,
носящей имя прославленной кинодивы.
"Большие" называют родителей "стариками" - и не за глаза, а открыто,
уважительно и любовно, хотя Корнелиусу всего сорок семь, а жена его на
восемь лет моложе. "Достопочтенный наш старик", говорят они, "славная наша
старушка". А родители профессора, запуганные, сбитые с толку старики,
доживающие свой век у себя на родине, на языке "больших"
именуются "предками". Что касается "маленьких", Лорхен и Байсера,
которые обедают наверху с "сизой Анной", прозванной так за сизые щеки, то
они, следуя примеру матери, зовут отца просто по имени - "Абель".
Это милое, фамильярно-доверчивое обращение звучит необычайно потешно,
особенно когда его лепечет сладкий голосок пятилетней Элеоноры, - судя по
сохранившимся детским фотографиям госпожи Корнелиус, она очень похожа
