Макдональд Джон Д - Трэвис Мак-Ги
Джон Д.МАКДОНАЛЬД
Трэвис Мак-Ги
1
Помещение, которое занималя Гуля, было студией на двенадцатом этаже
Кайлани Таурс, что на Хоброн Лейн, улочке примерно в сотне ярдов налево от
проспекта Ала Моана, если ехать от аэропорта к центру Гонолулу.
А я ехал именно от аэропорта. И, попутно, наконец выяснил, почему все
таксисты на Гавайях дерут такие цены. Всегда, когда вам хочется что-нибудь
выяснить, вы просто возмите и спросите.
- А что такого? - удивился шофер. - Все первоклассное стоит своих
денег. Как на Ала Моанском торговом центре. Я, кстати, могу подбросить вас
туда - хотя, заметьте, потом оттуда вряд ли выберусь. Сами видите, вы
платите за высший класс - у нас тот, кто платит - всегда прав. Вы у нас
впервые?
- Нет. Но нельзя сказать, что я бывал тут часто.
- Сейчас все стоит вагон и маленькую тележку, а тележка становится
все больше и больше - я шучу, конечно.
Вот уж, что верно, то верно - я тоже шучу, конечно.
Хотя я звонил из аэропорта и пользовался невнятной системой связи с
жильцами, установленной в тесном холле, Гуля Бриндль сначала
удостоверилась, что явился именно я - способом выглядывания из дюймовой
щели приоткрытой на цепочке двери. Я увидел круглый глаз, кусочек широкой
улыбки, услышал радостный вопль. Она поспешно закрыла дверь, послышалось
лязгание и бряцание - похоже, цепочка была не одна, - затем дверь
раскрылась ровно настолько, чтобы впустить меня. Гуля тщательно заперла ее
снова и уж только после этого бросилась мне на шею. Она на цыпочках
обнимая меня и восклицая: "Трэв, это и в самом деле ты, Трэв, просто не
верится, ты и правда приехал, это правда ты... - и так далее.
- Послушай, но ведь ты сама меня вызвала.
- Ну да, конечно. Только ведь ты это такая даль!
Пять часовых поясов - это теперь "такая даль". Впрочем, верно. Здесь
еще нет и полудня, а в Лоудерделе, наверное, уже сгущаются сумерки - в
декабре темнее рано. Но такие вещи почему-то не чувствуются, пока
кто-нибудь не обратит на них внимание. И вот тогда-то мозги у вас резко
прочищаются, и все видится словно ярче и отчетливей.
А Гуля выглядела очень славно, хотя, пожалуй была непривычно бледна.
Чуть больше года назад она и Говард Бриндль, счастливые молодожены,
отправились из Лоудеднейла проводить свой бесконечный медовый месяц в
путешествии вокруг света. От них пришло несколько открыток, но все они
были какие-то безликие. Море и море. Все равно, что присылать снимки
элегантных холлов пятизвездочных отелей.
А потом этот звонок, и голос тонкий, еле слышный и смертельно
напуганный: "Пожалуйста. Ну, пожалуйста."
И, как заметил по этому поводу Майер - хотя в том и не было особой
нужды - если вдруг возьмусь сочинять список людей, для которых был и
останусь Большим Трэвом, в числе первых туда войдет имя уже покойного Тэда
Левеллена, чья единственная дочь Линда когда-то в далеком детстве получила
прозвище Гуля, поскольку мастерски пародировала все рулады и воркования
городских голубей. Майер мог бы и не напоминать мне о Тэде, потому что я
немедленно ответил "да" тому тоненькому далекому голосу. Я велел ей никуда
не соваться и заверил, что приеду, как только смогу.
Так что я сразу позвонил в ближайший аэропорт, одолел все пункты
моего списка "неотложных дел на случай внезапного отбытия на
неопределенное время", уложился и отчалил, наказав Майеру приглядывать за
магазинчиком и во-время выбирать почту из ящика. Моя дорожная сумка,
вмещавшая все необходимое, спокойно помещалась под сиденьем. В голосе
маленькой Гули я
