Макдональд Джон Д - Шантаж
Джон Макдональд
Шантаж
Переводчик Вебер Виктор Анатольевич
Похороны не удались. Нет, полагаю, задумывалось все правильно, строго,
чопорно, как и положено. Но понаехала толпа друзей Глории, телевизионщиков
из Лос-Анджелеса. И вроде оделись они пристойно, но все равно напоминали
ярких тропических птиц, что мужчины, что женщины. Их глаза сверкали, в
пристальных взглядах читались вопросы.
Они присутствовали и при расследовании, в таком количестве, что удивили
официальных лиц. Меня-то - нет. Любопытство этих людей не знало границ, живя
с Глорией, я в этом неоднократно убеждался. Плевать они хотели на нормы
приличия, на право человека на личную жизнь. Да и говорили без перерыва,
трещали, как сороки, да еще на своем, птичьем языке, практически непонятном
постороннему.
После похорон я уладил последние формальности, после чего смог уехать
из Сан-Франциско. Адвокат приготовил мне на подпись все необходимые бумаги.
Глории удалось отложить на черный день гораздо больше, чем я ожидал, и
деньги она инвестировала очень удачно. У меня наоборот наметился застой.
Бернард, владелец галереи, как обычно, извинился за то, что пока ему не
удалось продать ни одной моей картины, и в десятый раз выразил
соболезнования по поводу внезапной, безвременной кончины моей очаровательной
супруги. Я запер дом над Заливом и улетел на Багамские острова.
Элен встретила меня с распростертыми объятьями. Маленького росточка, не
из красавиц, очень богатая, на несколько лет старше меня. Смотрела на меня с
обожанием. После ослепляющей яркости Глории ее компания грела душу. И
фигурой природа Элен не обидела. За несколько недель, которые мы провели
вместе, она пару-тройку раз намекала на узы брака, но неожиданно большое
наследство Глории позволило мне воспринимать Элен скорее как мецената, чем
потенциальную жену.
В Лос-Анджелес мы прибыли на круизном лайнере, занимали соседние каюты,
и тепло расстались. Ей предстояло вернуться в Нью-Йорк, навестить детей и
решить некоторые финансовые вопросы, связанные с наследством покойного мужа,
после чего она собиралась прилететь ко мне в Сан-Франциско.
Я вновь поселился в доме над Заливом, одновременно выставив его на
продажу через хорошего риэлтора. Дом был отличный, стоящий над скалами, но
содержание его обходилось дорого, так что для холостяцкой жизни, которую я
намеривался вести, вполне подошло бы и более скромное жилище. Опять же,
тишина, царившая в доме, когда я оставался один, действовала мне на нервы и
мешала работать в большой студии, в проектировании которой Глория принимала
самое деятельное участие.
По прошествии пяти дней после моего возвращения ко мне пожаловал убогий
коротышка. Приехал он после полудня, на какой-то дребезжащей колымаге,
подошел к двери с большим конвертом из плотной бумаги в руке.
Глотая слова, пробормотал, что ему хочется кое-что мне показать. Такой
почтительный, такой робкий, с заискивающей улыбкой, напоминавшей гримасу. От
него за милю несло потом. И все-таки чем-то он меня встревожил. С неохотой я
провел его в студию.
- Мистер Флетчер, я лишь хочу договориться. Ничего больше. Бога ради,
не подумайте ничего плохого. Так уж получилось. И мы обязательно найдем
взаимоприемлемое решение. Все обговорим и найдем.
Я понял, что начали сбываться мои кошмарные сны. И даже не узнал свой
голос: Я не понимаю, о чем вы толкуете.
Он положил конверт на стол.
- Видите ли, я заместитель менеджера, Джеффри Куик. У мужа моей сестры,
он - врач, дом на другой стороне залива. Сего
