Майринк Густав - Bal Macabre
Густав Майринк
Bal Macabre
Лорд Гоплес пригласил меня сесть к его столу и представил меня
присутствующим.
Было уже далеко за полночь, и я не запомнил большинства имен. Доктора
Циттербейна я знавал уже раньше.
"Вы все сидите один, это жаль, - сказал он и потряс мне руку, - почему
вы все сидите один?"
Я знаю, что мы выпили не много и все-таки были в состоянии тонкого,
незаметного опьянения, заставлявшего нас слышать некоторые слова словно из
отдаления. Такое опьянение приносят ночные часы, когдаа табачный дым,
женский смех и легкомысленная музыка обволакивают нас.
И подумать только, что в этом канканном настроении, - в атмосфере
цыганской музыки, кэк-уока и шампанского мог возникнуть разговор о
фантастических вещах?!
Лорд Гоплес рассказывал что-то.
О братстве - существующем в действительности, о людях, правильнее о
покойниках или мнимых покойниках, - людях из лучших кругов общества, давно
умерших в устах живых, даже имеющих на кладбище надгробные плиты и могилы с
начертанием имени и датой смерти, в действительности же бесчувственных,
защищенных от тления, лежащих в каких-то ящиках, в долголетнем,
беспрерывном столбняке, где-то в городе, в старомодном доме, охраняемых
горбатым слугой в туфлях с пряжками и напудренном парике, которого зовут
"пятнистый Арон".
В определенные ночи у них на губах появляется бледное фосфоресцирующее
сияние и калеке этим предписывается произвести таинственную процедуру над
шейными позвонками этих мнимых трупов. Так говорил он.
Их души, на короткое время отделенные от тел, могли тогда витать
свободно и предаваться порокам города с интенсивностью и жадностью,
немыслимой даже для наиболее утонченных развратников.
Между прочим, они, наподобие вампиров или клещей, присасываются к
бросающимся от порока к пороку живым людям, крадут нервное возбуждение масс
и обогащаются им. В этом клубе, носящем, между прочим, забавное название
"Аманита", бывают даже заседания, - оно имеет статуты и строгие
постановления, касающиеся приема новых членов. Но это покрыто строжайшей,
непроницаемой тайной.
Конца этого рассказа лорда Гоплеса я уже не мог понять, ибо музыканты
слишком громко заиграли новейшую площадную песенку:
"Одна лишь Кла-ра
мне в мире па-ра
Трала, трала, трала
Тра-ла-ла-ла-ла".
Нелепые кривляния пары мулатов, танцевавших что-то вроде негритянского
канкана, все это усиливало неприятное впечатление, произведенное на меня
рассказом.
В этом ночном ресторане, среди намазанных уличных девок, завитых
кельнеров и украшенных брильянтами в форме подков посредников, все
впечатления получали пробелы, становились уродливыми и в мозгу моем
появлялось ужасное, наполовину живое, искаженное отражение всего этого.
Можно подумать, что время, когда не следишь за ним, делает вдруг
бесшумный быстрый шаг, так сгорают часы в нашем опьянении, превращаясь в
секунды, как искры вспыхивают в душе, чтобы осветить болезненное сплетение
странных головоломных снов, сотканных из бессвязных понятий, из прошлого и
будущего.
Так мне слышится из тьмы воспоминаний голос, сказавший: "Нам следовало
бы написать в клуб Аманата открытку".
Из этого я заключаю, что разговор вертелся все на той же теме.
Кроме этого в мозгу у меня брезжут отрывки каких-то маленьких
восприятий: сломавшаяся ликерная рюмочка, свист, - потом француженка у меня
на коленях, целовавшая меня, пускавшая мне в рот дым папиросы и всовывшая
кончик языка в ухо. После этого мне сунули в рот какую-то исписанную
открытку, для того чтобы я то
