Лоуренс Дэвид Герберт - Запах Хризантем
Дэвид Герберт Лоуренс
Запах хризантем
Рассказ
Перевод с английского Ларисы Ильинской
I
Старенький паровоз с гружеными вагонами -- состав номер четыре --
приближался со стороны Селстона, дергаясь и лязгая железом. Он появился
из-за поворота, угрожающе свистя, точно шел невесть на какой скорости, но
его без труда обогнал жеребенок, в испуге выскочивший из зарослей высокой
травы, которые все еще слегка золотились в ранних сумерках промозглого дня.
Женщина, идущая по шпалам по ветке в Андервуд, отступила к живой изгороди и,
отведя корзину в сторону, стала смотреть на надвигающийся локомотив. Вагоны
один за другим тяжело прогрохотали мимо, подпрыгивая на стыках, медленные и
неуклонные, заперев сиротливо стоящую фигурку в ловушке между мелькающими
черными стенами и живой изгородью, затем они покатились дальше, к бесшумно
облетающей дубовой роще; из кустов шиповника, что рос вдоль насыпи,
выпорхнула стайка птиц, которые клевали там ярко-красные ягоды, и
растворилась в сумерках, уже прокравшихся в дубраву. На открытых местах дым
паровоза стлался по земле, цепляясь за жухлую траву. Поля лежали голые,
заброшенные, болотистый луг возле заросшего камышом пруда опустел -- куры,
которые весь день гуляли в ольшанике, отправились на ночлег в свой сарайчик
из просмоленных досок. За прудом темнел конус верхней части шахты, и в
застывшем предвечернем свете кровавые языки пламени лизали его покрытые
золой бока. За ним высились сужающиеся кверху кирпичные трубы и черная
распорка -- копер шахты Бринсли. На фоне неба быстро вращались два
вертикальных колеса, судорожно стучали поршни
паровой машины. Шахтеры поднимались на поверхность после смены.
Приблизившись к стрелке, за которой начинали ответвляться подъездные
пути с рядами товарных платформ, паровозик засвистел.
Шахтеры брели точно тени, по одному или небольшими группами, расходясь
после работы домой. У расчерченного шпалами полотна стоял низкий,
приземистый домишко, от шлаковой дорожки к нему вели три ступеньки. Стены
дома оплела старая виноградная лоза, ее узловатые ветки тянулись к
черепичной крыше будто когти. Мощенный дворик был обсажен пожелтевшими
примулами. Длинная полоска сада за домом спускалась к заросшей кустами реке.
В саду было несколько чахлых яблонь, еще какие-то деревья с побитыми холодом
листьями, грядка лохматой капусты. По сторонам дорожки цвели растрепанные
розовые хризантемы, словно брошенные на кусты розовые лоскуты. Из курятника
под кровельным картоном, который стоял за домом, вышла, пригнувшись,
женщина. Закрыла и заперла замком дверь, отряхнула белый передник и
выпрямилась.
Женщина была высокая, красивая, с гордо посаженной головой и черными,
тонко очерченными бровями. Гладкие черные волосы разделены ровным пробором.
Несколько минут она внимательно всматривалась в идущих вдоль путей шахтеров,
потом повернула голову в сторону речки. Лицо у нее было спокойное,
застывшее, рот горько сжат. Женщина крикнула:
-- Джон!-- Никто не отозвался. Она подождала немного, потом спросила
громко:-- Где ты?
-- Здесь,-- ответил из кустов угрюмый детский голос.
Женщина нахмурилась, вглядываясь в сумерки.
-- Где "здесь"? У воды?-- строго спросила она.
Мальчик не ответил, но вылез из малинника, ветки которого торчали вверх
точно пучки розг. Он был лет пяти, маленький, крепенький. Вылез и,
набычившись, встал перед матерью.
-- А, ты был в малиннике!-- с облегчением произнесла она.-- Я думала,
ты ушел к воде. Туда нельзя, ты ведь помнишь?
Мальчик мол
