Лондон Джек - Как Я Стал Социалистом
Джек ЛОНДОН
КАК Я СТАЛ СОЦИАЛИСТОМ
Статья
Перевод с английского Н. Банникова
Я ничуть не отступлю от истины, если скажу, что я стал социалистом
примерно таким же путем, каким язычники-тевтоны стали христианами, -
социализм в меня вколотили. Во времена моего обращения я не только не
стремился к социализму, но даже противился ему. Я был очень молод и
наивен, в достаточной мере невежествен и от всего сердца слагал гимны
сильной личности, хотя никогда и не слышал о так называемом
"индивидуализме".
Я слагал гимны силе потому, что я сам был силен. Иными словами, у
меня было отличное здоровье и крепкие мускулы. И не удивительно - ведь
раннее детство я провел на ранчо в Калифорнии, мальчиком продавал газеты
на улицах западного города с прекрасным климатом, а в юности дышал озоном
бухты Сан-Франциско и Тихого океана. Я любил жизнь на открытом воздухе,
под открытым небом я работал, причем брался за самую тяжелую работу. Не
обученный никакому ремеслу, переходя от одной случайной работы к другой, я
бодро взирал на мир и считал, что все в нем чудесно, все до конца.
Повторяю, я был полон оптимизма, ибо у меня было здоровье и сила; я не
ведал ни болезней, ни слабости, ни один хозяин не отверг бы меня, сочтя
непригодным; во всякое время я мог найти себе дело: сгребать уголь,
плавать на корабле матросом, приняться за любой физический труд.
И вот потому-то, в радостном упоении молодостью, умея постоять за
себя и в труде и в драке, я был неудержимым индивидуалистом. И это
естественно: ведь я был победителем. А посему - справедливо или
несправедливо - жизнь я называл игрой, игрой, достойной мужчины. Для меня
быть человеком значило быть мужчиной, мужчиной с большой буквы. Идти
навстречу приключениям, как мужчина, сражаться, как мужчина, работать, как
мужчина (хотя бы за плату подростка), - вот что увлекало меня, вот что
владело всем моим сердцем. И, вглядываясь в туманные дали беспредельного
будущего, я собирался продолжать все ту же, как я именовал ее, мужскую
игру, - странствовать по жизни во всеоружии неистощимого здоровья и
неслабеющих мускулов, застрахованным от всяких бед. Да, будущее рисовалось
мне беспредельным. Я представлял себе, что так и стану без конца рыскать
по свету "белокурой бестией" Ницше и одерживать победы, упиваясь своей
силой, своим превосходством.
Что касается неудачников, больных, хилых, старых, калек, то,
признаться, я мало думал о них; я лишь смутно ощущал, что, не случись с
ними беды, каждый из них при желании был бы не хуже меня и работал бы с
таким же успехом. Несчастный случай? Но это уж судьба, а слово судьба я
тоже писал с большой буквы: от судьбы не уйдешь. Под Ватерлоо судьба
надсмеялась над Наполеоном, однако это не умаляло моего желания стать
новым Наполеоном. Да к тому же оптимизм железного желудка, способного
переваривать гвозди, оптимизм несокрушимого здоровья, только крепнувшего
от невзгод, и помыслить мне не дозволял о том, что с моей драгоценной
особой может стрястись какая-то беда.
Надеюсь, я достаточно ясно дал понять, как я гордился тем, что
принадлежу к числу особо избранных и щедро одаренных натур. Благородство
труда - вот что пленяло меня больше всего на свете. Еще не читая ни
Карлейля, ни Киплинга, я начертал собственное евангелие труда, перед
которым меркло их евангелие. Труд - это все. Труд - это и оправдание и
спасение. Вам не понять того чувства гордости, какое испытывал я после
тяжелого дня работы, когда дело спорилось у меня в руках. Теперь,
оглядыв
