Лем Станислав - Насморк
Станислав Лем
Насморк
Посвящается доктору Анджею Мадейскому
НЕАПОЛЬ - РИМ
Мне казалось, что этот последний день никогда не кончится. Не из
чувства страха; я не боялся. Да и чего бояться? Я был один в разноязыкой
толпе. Никто не обращал на меня внимания. Опекуны не показывались на
глаза; в сущности, я даже не знал их в лицо. Я не верил, что, ложась в
постель в пижаме Адамса, бреясь его бритвой и прогуливаясь его маршрутами
вдоль залива, навлекаю на себя проклятие, и все же чувствовал облегчение
от того, что завтра сброшу чужую личину. В дороге тоже нечего опасаться
засады. Ведь на автостраде ни один волос не упал с его головы. А
единственную ночь в Риме мне предстояло провести под усиленной опекой. Я
говорил себе, что это - всего лишь желание поскорее свернуть операцию,
которая не дала результата. Я говорил себе немало других разумных вещей,
но все равно то и дело выбивался из расписания.
После купания надо было вернуться в "Везувий" ровно в три, но уже в
двадцать минут третьего я оказался поблизости от гостиницы, словно что-то
гнало меня туда. В номере со мной ничего не могло случиться, и я принялся
бродить по улице. Эту улицу я уже знал наизусть. На углу - парикмахерская,
дальше - табачная лавка, бюро путешествий, за которым, в бреши между
домами, помещалась гостиничная автостоянка. Дальше, за гостиницей, - лавка
галантерейщика, у которого Адамс починил оторванную ручку чемодана, и
небольшой кинотеатр, где безостановочно крутили фильмы. Я едва не сунулся
сюда в первый же вечер, приняв розовые шары на рекламе за планеты. Только
перед кассой понял, что ошибся: это была гигантская задница. Сейчас, в
недвижном зное, я дошел до угла, где стояла тележка с жареным миндалем, и
повернул назад. Досыта налюбовавшись трубками на витрине, я вошел в
табачную лавку и купил пачку "Куул", хотя обычно не курю ментоловые.
Перекрывая уличный шум, из громкоговорителей кинотеатра долетали хрипение
и стоны, как с бойни. Продавец миндаля повез тележку под козырек над
подъездом гостиницы, в тень. Может, когда-то "Везувий" и был роскошным
отелем, но сейчас все вокруг свидетельствовало о безусловном упадке.
Холл был почти пуст. В лифте веяло прохладой, но в номере стояла
духота. Я обвел комнату испытующим взглядом. Укладывать чемоданы в такую
жару - значит, обливаться потом, и тогда датчики не будут держаться. Я
перебрался со всеми вещами в ванную - в этой старой гостинице она была
величиной с комнату. В ванной тоже оказалось душно, но здесь был мраморный
пол. Приняв душ в ванне, покоящейся на львиных лапах, и нарочно не
вытершись досуха, босой, чтобы было не так жарко, я принялся укладывать
вещи. В саквояже нашарил увесистый сверток. Револьвер. Я совершенно забыл
о нем. Охотнее всего я швырнул бы его под ванну. Переложил револьвер на
дно большого чемодана, под рубашки, старательно вытер грудь и стал перед
зеркалом прицеплять датчики. Когда-то в этих местах у меня на теле были
отметины, но они уже исчезли. Подушечками пальцев я нащупал ложбинку между
ребрами, сюда - над сердцем - первый электрод. Второй, в ямке возле
ключицы, не хотел держаться. Я снова вытерся и аккуратно прижал пластырь с
обеих сторон, чтобы датчик прилегал плотнее. У меня не было навыка -
раньше не приходилось этого делать самому. Сорочка, брюки, подтяжки. Я
стал носить подтяжки с тех пор, как вернулся на Землю. Для удобства. Чтобы
то и дело не хвататься за штаны, опасаясь, что они свалятся. На орбите
одежда ничего не весит, и после возвращен
