Лавкрафт Говард Филипс - Заявление Рэндольфа Картера
Говард Ф.Лавкрафт
Заявление Рэндольфа Картера
Вновь поведаю - не знаю я, что стало с Харлеем Вареном, хоть думаю,-
почти надеюсь, что пребывает он ныне в мирном забвении, если там существует
столь благословенная вещь. Истинно, в течении пяти лет я был его ближайшим
другом, и даже разделил с ним исследования неизведаного. Я не стану отрицать
(нашелся свидетель, пусть слабый и ненадежный - моя память) похода к пику
Гаинсвиль, на дороге к Большому Кипарисовому Болоту, той отвратительной
ночью, в полдвенадцатого. Электрические фонари, лопаты, катушка провода, что
мы несли - лишь декорации к омерзительной сцене, сожженой моей
поколебавшейся памятью. Но затем, я должен настоять, что не утаил ничего,
что следовало бы сказать, о том почему меня нашли следующим утром на краю
болота одинокого и потрясенного. Утверждаете - ни на болоте ни рядом не было
ничего, что могло бы вселить страх. Я соглашусь, но добавлю, оно было вне -
я видел. Видение, кошмар, должно быть это было видение, либо же кошмар - я
надеюсь - все же лишь это сохранил мой разум о тех отвратительных часах,
когда мы лишились человеческого надзора. И почему Харлей Варрен не вернулся,
он, либо его тень, либо некая безымянная вещь, которую я бы даже не рискнул
описать, лишь сам он может поведать.
Говорю я, мне было известно, о изучении сверхъестественного Харлеем
Вареном, и до некоторой степени я помогал ему. В его обширной коллекции
странных, редких книг о запретном, я прочел все на языках которыми владел,
но как мало их. Большинство книг, я полагаю, было на арабском, а книга
злодея-предателя, приобретенная последней, и которую он всегда носил в
кармане, вовсе написана письменами подобных которым я не видал. Варен
никогда не говорил, что было в ней. О его исследованиях, надо ли
повториться, - теперь я не знаю, что он искал. И не слишком ли это
милосердно ко мне, я не заслужил такого, учитывая наши ужасные занятия, в
которых я участвовал скорее под его влиянием, чем в силу действительной
склонности. Варен всегда подавлял меня, а временами я боялся его. Помню,
содрогался, ночью перед ужасным походом, когда он расказал свою теорию, что
некоторые трупы никогда не распадаются, но остаются крепкими в своих могилах
тысячи лет. Но я не боюсь его теперь, подозреваю, он познал ужасы
недоступные моему жалкому разуму. Теперь я боюсь за него.
Вновь повторюсь, теперь я не знаю наших намерений той ночью. Конечно,
книга которую Варрен нес с собой - та древная книга с непонятными символами,
попавшая к нему из Индии месяц назад, должна была как-то использоваться - но
клянусь я не знаю, что мы ожидали найти. Свидетель утверждает, что видел нас
в полдвенадцатого на пике Гайнсвиль, по дороге к Большому Кипарисовому
Болоту. Возможно это верно, но моя память ненадежный свидетель. Все размыто
и в моей душе осталась лишь единственная картина, что могла существовать
лишь много познее полуночи - полумесяц изнуренной луны застыл высоко в
облачном небе.
Наша цель - древнее кладбище, столь древнее, что я дрожал при
многочисленных знаках незапамятных лет. Кладбище в глубокой, сырой лощине,
заросшей редкой травой, мхом и вьющимися стелющимися сорняками, заполненной
зловонием, которое мое праздное воображение абсурдно связало с выветренными
камнями. По всякому, знаки запустения и ветхости были везде, и замечание
Варена, что мы первые живые создания вторгнувшиеся в смертельную тишину
веков, показалось мне правдой. Над оправой долин, бледный, изнуренный
полумесяц выгляд
