Криштоф Агота - Толстая Тетрадь
Агота Криштоф
Толстая тетрадь
ПРИЕЗД К БАБУШКЕ
Мы приезжаем из Большого Города. Мы ехали всю ночь. У мамы красные глаза.
Она несет большую коробку, а мы, два мальчика, несем по маленькому чемодану, в
которых лежат наши вещи, и еще мы несем папин толстый словарь. Словарь мы
несем по очереди, потому что у нас устают руки.
Мы идем долго. Дом бабушки далеко от станции, на другом конце Городка. Тут
нет трамваев, автобусов или машин. Ездят только несколько военных грузовиков.
На улицах совсем немного людей. Городок очень тихий. От наших шагов по
мостовой отдается эхо; мы идем молча, мама идет между нами.
Когда мы подходим к калитке бабушкиного сада, мама говорит:
- Подождите меня здесь.
Мы ждем немного, а потом входим в сад, обходим дом и приседаем под окном,
из которого слышны голоса. Мама говорит:
- Дома стало совсем нечего есть, там нет ни хлеба, ни мяса, ни овощей, ни
молока. Ничего. Я больше не могу кормить их.
Другой голос отвечает:
- И ты, понятно, тут же вспомнила обо мне. Десять лет ты обо мне и не
думала. Не приезжала. Не писала.
Мама говорит:
- Вы знаете почему. Я любила отца.
Другой голос говорит:
- Да-да. А вот теперь ты вдруг припомнила, что у тебя и мать есть.
Приехала вот и просишь помочь.
Мама говорит:
- Для себя я ничего не прошу. Я хочу только, чтобы мои мальчики пережили
эту войну. Большой Город бомбят день и ночь, продуктов нет. Всех детей
эвакуируют в деревню, к родственникам или даже к чужим людям - куда-нибудь.
Другой голос говорит:
- Так что ж и ты не отправила их к чужим людям, куда-нибудь?
Мама говорит:
- Это ваши внуки.
- Внуки? Да я их и не знаю. Сколько их?
- Двое. Два мальчика. Близнецы, двойня.
Другой голос спрашивает:
- А куда ты дела остальных? Что ты с ними сделала?
Мама спрашивает:
- Каких остальных?
- Суки приносят в одном помете по четыре или пять щенков. Обычно
одного-двух оставляют, а остальных топят.
Другой голос громко смеется. Мама ничего не отвечает, тогда другой голос
снова спрашивает:
- Отец-то у них есть? Ты ж не замужем, насколько мне известно. По крайней
мере, на свадьбу меня не звали.
- Я замужем. Их отец на фронте. Я ничего о нем не слышала вот уже шесть
месяцев...
- Ну так можешь, значит, поставить на нем крест.
Другой голос снова смеется. Мама плачет. Мы возвращаемся к калитке.
Мама выходит из дома с какой-то старухой.
Мама говорит нам:
- Вот ваша бабушка. Вы поживете у нее некоторое время - до конца войны.
Бабушка говорит:
- Ну, это, похоже, надолго. Да ничего: я им работу найду. Тут еда, знаешь,
тоже с неба не падает.
Мама говорит:
- Я буду посылать тебе деньги. Их одежда - в чемоданах. А в коробке -
одеяла и простыни. Ведите себя хорошо, ребятки! Я вам напишу!
Она целует нас и уходит. Она плачет.
Бабушка громко смеется и говорит:
- Скажите на милость - одеяла и простыни! Белые рубашечки, кожаные
ботиночки! Ну, вы у меня еще узнаете, почем фунт лиха-то!
Мы показываем бабушке язык. Она только хохочет еще громче и хлопает себя
по бедрам.
БАБУШКИН ДОМ
Бабушкин дом стоит в пяти минутах ходьбы от последних домов Городка. За
ним уже ничего нет, только пыльная дорога, перегороженная шлагбаумом чуть
дальше. За шлагбаум ходить запрещается, там стоит часовой. У него есть автомат
и бинокль. Когда идет дождь, часовой укрывается в будке. Мы знаем, что за
шлагбаумом, в лесу, - секретная военная база, а за базой - граница другой
страны.
Вокруг бабушкиного дома - сад, он доходит до речки, а за речкой начинается
лес.
В саду растут фр
