Библиотека в кармане -зарубежные авторы

         

Конан Дойл Артур - Скандал В Богемии


Артур Конан-Дойль
Скандал в Богемии
I
Для Шерлока Холмса она всегда оставалась "Этой Женщиной".
Я редко слышал, чтобы он называл ее каким-либо другим именем. В
его глазах она затмевала всех представительниц своего пола. Не
то чтобы он испытывал к Ирэн Адлер какое-либо чувство, близкое
к любви. Все чувства, и особенно любовь, были ненавистны его
холодному, точному, но удивительно уравновешенному уму.
По-моему, он был самой совершенной мыслящей и наблюдающей
машиной, какую когда-либо видел мир; но в качестве влюбленного
он оказался бы не на своем месте. Он всегда говорил о нежных
чувствах не иначе, как с презрительной насмешкой, с издевкой.
Нежные чувства были в его глазах великолепным объектом для
наблюдения, превосходным средством сорвать покров с
человеческих побуждений и дел. Но для изощренного мыслителя
допустить такое вторжение чувства в свой утонченный и
великолепно налаженный внутренний мир означало бы внести туда
смятение, которое свело бы на нет все завоевания его мысли.
Песчинка, попавшая в чувствительный инструмент, или трещина в
одной из его могучих линз -- вот что такое была бы любовь для
такого человека, как Холмс. И все же для него существовала одна
женщина, и этой женщиной была покойная Иран Адлер, особа весьма
и весьма сомнительной репутации.
За последнее время я редко виделся с Холмсом -- моя
женитьба отдалила нас друг от друга. Моего личного безоблачного
счастья и чисто семейных интересов, которые возникают у
человека, когда он впервые становится господином собственного
домашнего очага, было достаточно, чтобы поглотить все мое
внимание. Между тем Холмс, ненавидевший своей цыганской душой
всякую форму светской жизни, оставался жить в нашей квартире на
Бейкер-стрит, окруженный грудами своих старых книг, чередуя
недели увлечения кокаином с приступами честолюбия, дремотное
состояние наркомана -- с дикой энергией, присущей его натуре.
Как и прежде, он был глубоко увлечен расследованием
преступлений. Он отдавал свои огромные способности и
необычайный дар наблюдательности поискам нитей к выяснению тех
тайн, которые официальной полицией были признаны непостижимыми.
Время от времени до меня доходили смутные слухи о его делах: о
том, что его вызывали в Одессу в связи с убийством Трепова, о
том, что ему удалось пролить свет на загадочную трагедию
братьев Аткинсон в Тринкомали, и, наконец, о поручении
голландского королевского дома, выполненном им исключительно
тонко и удачно.
Однако, помимо этих сведений о его деятельности, которые я
так же, как и все читатели, черпал из газет, я мало знал о моем
прежнем друге и товарище.
Однажды ночью -- это было 20 марта 1888 года -- я
возвращался от пациента (так как теперь я вновь занялся частной
практикой), и мой путь привел меня на Бейкер-стрит. Когда я
проходил мимо хорошо знакомой двери, которая в моем уме
навсегда связана с воспоминанием о времени моего сватовства и с
мрачными событиями "Этюда в багровых тонах", меня охватило
острое желание вновь увидеть Холмса и узнать, над какими
проблемами нынче работает его замечательный ум. Его окна были
ярко освещены, и, посмотрев вверх, я увидел его высокую,
худощавую фигуру, которая дважды темным силуэтом промелькнула
на опущенной шторе. Он быстро, стремительно ходил по комнате,
низко опустив голову и заложив за спину руки. Мне, знавшему все
его настроения и привычки, его ходьба из угла в угол и весь его
внешний облик говорили о многом. Он вновь принялся за работу.
Он стряхнул с себя на





Содержание раздела