Конан Дойл Артур - 'глория Скотт'
Артур Конан Дойл
"Глория Скотт"
- У меня здесь кое-какие бумаги, - сказал мой друг Шерлок Холмс, когда мы
зимним вечером сидели у огня. - Вам не мешало бы их просмотреть, Уотсон. Это
документы, касающиеся одного необыкновенного дела - дела "Глории Скотт". Когда
мировой судья Тревор прочитал вот эту записку, с ним случился удар, и он, не
приходя в себя, умер.
Шерлок Холмс достал из ящика письменного стола потемневшую от времени
коробочку, вынул оттуда и протянул мне записку, нацарапанную на клочке серой
бумаги. Записка заключала в себе следующее:
"С дичью дело, мы полагаем, закончено. Глава предприятия Хадсон, по
сведениям, рассказал о мухобойках все. Фазаньих курочек берегитесь".
Когда я оторвался от этого загадочного письма, то увидел, что Холмс
удовлетворен выражением моего лица.
- Вид у вас довольно-таки озадаченный, сказал он.
- Я не понимаю, как подобная записка может внушить кому-нибудь ужас. Мне
она представляется нелепой.
- Возможно. И все-таки факт остается фактом, что вполне еще крепкий
пожилой человек, прочитав ее, упал, как от пистолетного выстрела.
- Вы возбуждаете мое любопытство, - сказал я. - Но почему вы утверждаете,
что мне необходимо ознакомиться с этим делом?
- Потому что это - мое первое дело.
Я часто пытался выяснить у своего приятеля, что толкнуло его в область
расследования уголовных дел, но до сих пор он ни разу не пускался со мной в
откровенности. Сейчас он сел в кресло и разложил бумаги на коленях. Потом
закурил трубку, некоторое время попыхивал ею и переворачивал страницы.
- Вы никогда не слышали от меня о Викторе Треворе? - спросил Шерлок Холмс.
- Он был моим единственным другом в течение двух лет, которые я провел в
колледже. Я не был общителен, Уотсон, я часами оставался один в своей комнате,
размышляя надо всем, что замечал и слышал вокруг, - тогда как раз я и начал
создавать свой метод. Потому-то я и не сходился в колледже с моими
сверстниками. Не такой уж я любитель спорта, если не считать бокса и
фехтования, словом, занимался я вовсе не тем, чем мои сверстники, так что
точек соприкосновения у нас было маловато. Тревор был единственным моим
другом, да и подружились-то мы случайно, по милости его терьера, который
однажды утром вцепился мне в лодыжку, когда я шел в церковь. Начало дружбы
прозаическое, но эффективное. Я пролежал десять дней, и Тревор ежедневно
приходил справляться о моем здоровье. На первых порах наша беседа длилась не
более минуты, потом Тревор стал засиживаться, и к концу семестра мы с ним были
уже близкими друзьями. Сердечный и мужественный, жизнерадостный и энергичный,
Тревор представлял собой полную противоположность мне, и все же у нас было
много общего. Когда же я узнал, что у него, как и у меня, нет друзей, мы
сошлись с ним еще короче.
В конце концов он предложил мне провести каникулы в имении его отца в
Донифорпе, в Норфолке, и я решил на этот месяц воспользоваться его
гостеприимством...
У старика Тревора, человека, по-видимому, состоятельного и почтенного,
было имение. Донифорп - это деревушка к северу от Лагмера, недалеко от Бродз.
Кирпичный дом Тревора, большой, старомодный, стоял на дубовых сваях. В тех
местах можно было отлично поохотиться на уток, половить рыбу. У Треворов была
небольшая, но хорошо подобранная библиотека. Как я понял, ее купили у бывшего
владельца вместе с домом. Кроме того, старик Тревор держал сносного повара,
так что только уж очень привередливый человек не провел бы здесь приятно
время.
Тревор давно о
