Коллинз Нэнси - Соня Блу 1
Нэнси Коллинз
Ночью в темных очках
"Соня Блу - 1"
Луна.
Большая белая луна.
Белая как молоко луна.
Ты — это все, что я вижу из окна там, в темноте. Ты плещешь по стенам моей камеры светом серебристым и белым. И мощно поднимается во мне ночной прилив.
Так мощно, что разжимается хватка их лекарств. Они воображают себя первосвященниками, а их боги носят имена Торазин, Литиум и Шоковая Терапия. Но эти боги новы и слабы, и долго им не удержать меня.
Потому что я — создание божеств куда более сильных, куда более древних, и моя кровь очень скоро узнает секрет подавителей, которые накачивают мне в вены эти шаманы в белых халатах. И тогда все будет совсем по-другому, моя красивая луна.
Моя большая луна.
Белая как молоко луна.
Красная как кровь луна.
Наблюдаемое отделение
Миллионы духовных существ ходят по земле
Невидимые, и когда мы спим, и когда бодрствуем.
Милтон, "Потерянный рай"
1
Часы Клода Хагерти сыграли "Желтую розу Техаса". Клод что-то пробурчал, сунул в ящик стола любовный роман в бумажной обложке и вытащил из глубин своего санитарского халата ключи от "буйняка". Три часа ночи, время делать обход.
Санитаром он работал почти всю свою сознательную жизнь. В молодости он собирался стать профессиональным футболистом, но перед окончанием школы сильно повредил колено, и спортивная карьера кончилась, не успев начаться.
Потом оказалось, что рост в шесть футов три дюйма и вес — 280 фунтов и в здравоохранении вполне могут пригодиться. Даже сейчас в свои тридцать восемь, когда после школы прошло двадцать лет, — Клод Хагерти был внушительным мужчиной.
Он начал работать в "Елисейских полях" семь лет назад, и для сумасшедшего дома работа была вполне ничего. Куда как лучше, чем в государственной больнице. "Елисейские поля" на бесплатных больных время не тратили.
Клиентами больницы были сыновья и дочери — или отцы и матери — из престижных семей. Заведение специализировалось на "проблемах зависимости", но для тех, у кого трудности посерьезнее, чем любовь к транквилизаторам или водке, существовало Наблюдаемое отделение — буйняк.
Стальная дверь — раскрашенная в веселенькие цвета, чтобы не пугать родственников — отгораживала сестринский пост от самого отделения. Клод откатил дверь ровно настолько, чтобы протиснуться, и вспомнил старый мультик, где мышка бегала между челюстями спящего кота. Забавно, что это всегда вспоминалось во время обхода.
Он прошел помещение, где пациентам с хорошим поведением разрешалось днем смотреть телевизор и играть в пинг-понг. Впрочем, большинство были так накачаны лекарствами, что могли только сидеть и тупо смотреть в ящик или в окно.
Попыток реабилитации в буйняке не делали, хотя никто этого вслух не заявлял. Как никто и не называл вслух конкретных причин, по которым все эти люди были здесь заперты. За это платили.
В общем и целом "Елисейские поля" ничем не отличались от любого частного дурдома. Если не считать ее.
Клод невольно поморщился. Черт, когда-то это была легкая смена. Бывало, что какого-нибудь пациента мучили кошмары, но, в общем, беспокоиться не о чем.
Можно читать, смотреть телевизор, даже вздремнуть, если хотелось, и не бояться, что тебя потревожат.
Но так было, пока ее сюда не притащили полгода назад. Это было как раз в его смену. Она была спелената смирительной рубашкой и — Бог свидетель — закована цепью, которую держали четыре здоровых мужика. И все равно дергалась, завывая, как дикий зверь.
Можно было даже подумать, что она вот-вот вырвется. Клод до сих пор слышал резкий лязг рвущейся цепи
