Киплинг Редьярд - 'ворота Ста Печалей'
Редьярд Киплинг
"ВОРОТА СТА ПЕЧАЛЕЙ"
Что вам завидовать мне, если
я могу достичь небес ценою одной
пайсы?
Поговорка курильщиков опиума
Это не мое сочинение. Мой приятель метис Габрал Мискитта рассказал мне
обо всем этом в часы между закатом луны и утром, за шесть недель до своей
смерти, а я только записывал его ответы на мои вопросы.
Итак...
Они находятся между улицей медников и кварталом торговцев трубочными
чубуками, ярдах в ста по прямой от мечети Вазир-Хана. Я готов кому угодно
сообщить эти сведения, но ручаюсь -- ни один человек не найдет "Ворот", даже
если он уверен, что отлично знает город. Можете хоть сто раз пройти по тому
переулку, где они находятся, все равно вы их не найдете. Этот переулок мы
прозвали улицей Черного Курева, но настоящее его название, конечно,
совершенно иное. Навьюченный осел не смог бы пролезть между его стенами, а в
одном месте, как раз перед тем, как поравняешься с "Воротами", один из домов
выступает вперед, вынуждая прохожих протискиваться боком.
На самом деле это вовсе не ворота. Это дом. Пять лет назад им владел
старик Фун Чин -- первый его хозяин. Он раньше был сапожником в Калькутте.
Говорят, что там он спьяну убил свою жену. Вот почему он бросил пить
базарный ром и взамен его пристрастился к черному куреву. Впоследствии он
переселился на север и открыл "Ворота", иначе говоря -- заведение, где можно
покурить в тишине и спокойствии. Имейте в виду, эта курильня опиума была
пакка -- солидное заведение, не то что какая-нибудь жаркая, душная
чандукхана из тех, что попадаются в городе на каждом шагу. Нет, старик
отлично знал свое дело и для китайца был очень опрятен.
Это был маленький одноглазый человек, не более пяти футов росту, и на
обеих руках у него не хватало средних пальцев. И все же он, как никто, умел
скатывать черные пилюли. Казалось также, что курево ничуть на него не
действует, хотя он курил днем и ночью, ночью и днем, невероятно много. Я
занимался этим пять лет и с кем угодно могу потягаться в курении, но в
сравнении с Фун Чином я был просто младенцем. Тем не менее старик очень
любил деньги, очень, и вот этого я и не могу понять. Я слышал, что при жизни
он успел накопить порядочное состояние; оно теперь досталось его племяннику,
а старик вернулся в Китай, чтобы его похоронили там.
Большую комнату наверху, где собирались его лучшие клиенты, он держал
чистенькой, как новая булавка. В одном углу стоял Фунчинов идол -- почти
такой же безобразный, как и сам Фун Чин, -- и под носом у него всегда тлели
курительные свечки, но когда трубочный дым густел, запаха их не было слышно.
Против идола стоял гроб Фун Чина. Хозяин потратил на него добрую часть своих
сбережений, и когда в "Воротах" впервые появлялся свежий человек, ему всегда
показывали гроб. Он был покрыт черным лаком и расписан красными и золотыми
письменами, и я слышал, будто Фун Чин вывез его из самого Китая. Не знаю,
правда это или нет, но помню, что, когда я под вечер приходил первым, я
всегда расстилал свою циновку около него. Здесь, видите ли, был спокойный
уголок, и в окно иногда веяло легким ветерком с переулка. Если не считать
циновок, в комнате не было никакой обстановки -- только гроб да старый идол,
весь синий, зеленый и пурпурный от времени и полировки.
Фун Чин никогда нам не говорил, почему он назвал свое заведение
"Воротами Ста Печалей". (Он был единственный знакомый мне китаец,
употреблявший неприятно звучащие названия. Большинство склонно давать
цветистые имена, в чем вы может
