Киплинг Редьярд - Саис Мисс Йол
Редьярд Киплинг
САИС МИСС ЙОЛ
Если между мужчиной и женщиной есть согласие, что может поделать кази?
Мусульманская пословица
Некоторые считают, что в Индии нет романтики. Они не правы. В жизни
нашей столько романтики, сколько это для нас полезно. Иногда даже больше.
Стрикленд служил в полиции, и люди его не понимали, а потому говорили,
что он сомнительная личность, и сторонились его. Этим Стрикленд был обязан
самому себе. Он придерживался той необычной теории, что в Индии полицейский
должен стараться узнать о туземцах столько, сколько они сами о себе знают.
Надо сказать, что во всей Северной Индии есть только один человек, способный
по своему выбору сойти за индуиста или мусульманина, чамара или факира.
Туземцы от Гхор-Катхри до Джама-Масджид боятся и уважают его, а кроме того,
верят, что он обладает даром превращаться в невидимку и управлять многими
демонами. Но какую награду получил он за это от правительства? Абсолютно
никакой. Ему не доверили управлять Симлой, и англичанам имя его почти
неизвестно.
Стрикленд был так неразумен, что подражал этому человеку и, следуя
своей нелепой теории, слонялся по всяким отвратительным местам, сунуться в
которые не решился бы ни один порядочный человек, а также якшался с
подонками туземного общества. Таким своеобразным способом учился он в
течение семи лет, и люди были не в силах это оценить. Он вечно толкался
среди туземцев в личине последователя какого-нибудь вероучения, в пользу
чего ни один разумный человек, конечно, не верит. Однажды, получив отпуск,
он в Аллахабаде был посвящен в Сат-Бхаи; он знал "Песню ящерицы" людей санси
и видел пляску халь-е-хак -- религиозный канкан самого необычайного жанра. А
уж если человек знает, какие люди пляшут халь-е-хак, как пляшут, когда и
где, -- он знает кое-что, чем можно гордиться. Это значит, что он проник не
только "под кожу", а глубже. Но Стрикленд не гордился, хотя однажды в
Джагадхри он помогал красить Быка Смерти, которого ни один англичанин не
должен даже видеть; он овладел воровским жаргоном чангаров, самолично поймал
невдалеке от Аттока юсуфзайского конокрада, стоял под мимбаром в одной
пограничной мечети и совершал богослужение как мулла-суннит.
Венцом его подвигов были одиннадцать дней, проведенных под видом факира
в амритсарских садах Баба-Атала, где он распутывал нити крупного уголовного
дела об убийстве Насибана. Но люди говорили -- и довольно резонно:
-- Почему, черт возьми, Стрикленд не может сидеть у себя в канцелярии,
писать служебные отчеты, полнеть и помалкивать, вместо того чтобы выставлять
напоказ неспособность своих начальников?
Итак, дело об убийстве Насибана не принесло ему повышения по службе; но
после первой вспышки гнева он опять принялся, по своему странному
обыкновению, совать нос в туземную жизнь. Между прочим, если человек однажды
войдет во вкус этого своеобразного развлечения, он уже не отвыкнет от него
до конца своих дней. Это самое увлекательное в мире занятие, не исключая
любви. Когда другие уезжали на десять дней в Гималаи, Стрикленд, взяв
отпуск, отправлялся на шикар, как он это называл, и, приняв тот вид, который
ему хотелось принять тогда, смешивался с коричневой толпой, а та на время
поглощала его. Это был спокойный смуглый молодой человек, худощавый,
черноглазый и -- если только он не думал о чем-нибудь постороннем -- очень
интересный собеседник. Стрикленда стоило послушать, когда он описывал
местный быт таким, каким видел его. Туземцы ненавидели, но боялись
Стрикле
