Киплинг Редьярд - Моти-Гадж, Мятежник
Редьярд Киплинг
МОТИ-ГАДЖ, МЯТЕЖНИК
Жил-был некогда в Индии один плантатор, решивший расчистить участок
леса под кофейные плантации. Когда он срубил все деревья и выжег подлесок,
остались еще пни. Динамит дорог, медленный огонь действует медленно. Лучшее
орудие для корчевания пней - владыка всех зверей слон. Он либо выкапывает
пень из земли своими бивнями, если сохранил их, либо вытаскивает его при
помощи канатов. Итак, плантатор стал нанимать слонов поодиночке, по два, по
три и приступил к работе. Лучший из слонов принадлежал худшему из махаутов,
и звали это великолепное животное Моти-Гадж. Он был неотъемлемой
собственностью своего махаута, что было бы немыслимо при туземном
самоуправлении, ибо Моти-Гадж был животным, достойным царей, а имя его в
переводе значит "слонперл". Но страной управляла Британия, и махаут Диса
невозбранно владел своей собственностью. Это был беспутный малый. Заработав
много денег с помощью своего слона, он вдребезги напивался и бил Моти-Гаджа
шестом от палатки по чувствительным ногтям передних ног. Моти-Гадж тогда не
затаптывал Дису до смерти лишь потому, что знал: после побоев Диса будет
обнимать его хобот, плакать и называть его своей любовью, и своей жизнью, и
печенью своей души и напоит его каким-нибудь крепким напитком. Моти-Гадж
очень любил спиртные напитки, особенно арак, но охотно пил и пальмовое вино,
если ничего лучшего не предлагали. Потом Диса ложился спать между передними
ногами Моти-Гаджа, обычно располагаясь поперек большой дороги, а Моти-Гадж
сторожил его, не пропуская ни конных, ни пеших, ни повозок, поэтому все
движение останавливалось и пробка не рассасывалась, пока Диса не
соблаговолял проснуться.
Днем на плантаторской вырубке спать не приходилось: нельзя было
рисковать большим жалованьем. Диса сидел на шее Моти-Гаджа и отдавал ему
приказания, а Моти-Гадж выкорчевывал пни - ибо он владел парой великолепных
бивней, или тянул канаты - ибо у него была пара великолепных плеч, а Диса
хлопал его по голове за ушами и называл царем слонов. Вечером Моти-Гадж
запивал свои триста фунтов свежей зелени квартой арака, а Диса тоже получал
свою долю и пел песни, сидя между ногами Моти-Гаджа, пока не наступало время
ложиться спать. Раз в нелелю Диса уводил Моти-Гаджа вниз, на реку, и
Моти-Гадж блаженно лежал на боку в мелком месте, а Диса прохаживался по нему
с кокосовой шваброй и кирпичом в руках. Моти-Гадж прекрасно отличал тяжелый
удар второго от шлепка первой, возвещавшего, что нужно встать и перевалиться
на другой бок. Потом Диса осматривал его ноги и глаза и отвертывал края его
огромных ушей, ища, нет ли где язв и не началось ли воспаление глаз. После
осмотра оба "с песней вставали из моря", и Моти-Гадж, черный и блестящий,
обмахивался сорванной с дерева двенадцатифутовой веткой, которую держал
хоботом, а Диса закручивал узлом свои длинные мокрые волосы.
Мирная, выгодная работа продолжалась, пока Диса вновь не ощутил
потребности напиться вдребезги. Он жаждал настоящей оргии. Скудные. тихие
выпивки только расслабляли его.
Он подошел к плантатору и сказал, рыдая:
- Моя мать умерла.
- Она умерла на прежней плантации, два месяца назад, а еще раньше
умерла, когда ты работал у меня в прошлом году, сказал плантатор, неплохо
знакомый с нравами местного населения.
- Значит, это моя тетка, она была мне все равно что мать, - еще горше
заплакал Диса. - Она оставила восемнадцать человек малолетних детей,
совершенно без хлеба, и я обязан наполнить их животики, - про
