Киплинг Редьярд - Маугли
Редьярд Киплинг
Маугли
БРАТЬЯ МАУГЛИ
Было семь часов знойного вечера в Сионийских горах, когда Отец Волк
проснулся после дневного отдыха, почесался, зевнул и расправил онемевшие
лапы одну за другой, прогоняя сон. Мать Волчица дремала, положив свою
крупную серую морду на четверых волчат, а те ворочались и повизгивали, и
луна светила в устье пещеры, где жила вся семья.
- Уф! - сказал Отец Волк. - Пора опять на охоту.
Он уже собирался спуститься скачками с горы, как вдруг низенькая тень
с косматым хвостом легла на порог и прохныкала:
- Желаю тебе удачи, о Глава Волков! Удачи и крепких, белых зубов
твоим благородным детям. Пусть они никогда не забывают, что на свете есть
голодные!
Это был шакал, Лизоблюд Табаки, - а волки Индии презирают Табаки за
то, что он рыщет повсюду, сеет раздоры, разносит сплетни и не брезгает
тряпками и обрывками кожи, роясь в деревенских мусорных кучах. И все-таки
они боятся Табаки, потому что он чаще других зверей в джунглях болеет
бешенством и тогда мечется по лесу и кусает всех, кто только попадется ему
навстречу. Даже тигр бежит и прячется, когда бесится маленький Табаки, ибо
ничего хуже бешенства не может приключиться с диким зверем. У нас оно
зовется водобоязнью, а звери называют его "дивани" - бешенство - и
спасаются от него бегством.
- Что ж, войди и посмотри сам, - сухо сказал Отец Волк. - Только еды
здесь нет.
- Для волка нет, - сказал Табаки, но для такого ничтожества, как я, и
голая кость - целый пир. Нам, шакалам, не к лицу привередничать.
Он прокрался в глубину пещеры, нашел оленью кость с остатками мяса и,
очень довольный, уселся, с треском разгрызая эту кость.
- Благодарю за угощенье, - сказал он, облизываясь. - Как красивы
благородные дети! Какие у них большие глаза! А ведь они еще так малы!
Правда, правда, мне бы следовало помнить, что царские дети с самых первых
дней уже взрослые.
А ведь Табаки знал не хуже всякого другого, что нет ничего опаснее,
чем хвалить детей в глаза, и с удовольствием наблюдал, как смутились Мать
и Отец Волки.
Табаки сидел молча, радуясь тому, что накликал на других беду, потом
сказал злобно:
- Шер-Хан, Большой Тигр, переменил место охоты. Он будет весь этот
месяц охотиться здесь, в горах. Так он сам сказал.
Шер-Хан был тигр, который жил в двадцати милях от пещеры, у реки
Вайнганги.
- Не имеет права! - сердито начал Отец Волк. - По Закону Джунглей он
не может менять место охоты, никого не предупредив. Он распугает всю дичь
на десять миль кругом, а мне... мне теперь надо охотиться за двоих.
- Мать недаром прозвала его Лангри (Хромой), - спокойно сказала Мать
Волчица. - Он с самого рождения хромает на одну ногу. Вот почему он
охотится только за домашней скотиной. Жители селений по берегам Вайнганги
злы на него, а теперь он явился сюда, и у нас начнется то же: люди будут
рыскать за ним по лесу, поймать его не сумеют, а нам и нашим детям
придется бежать куда глаза глядят, когда подожгут траву. Право, нам есть
за что благодарить Шер-Хана!
- Не передать ли ему вашу благодарность? - спросил Табаки.
- Вон отсюда! - огрызнулся Отец Волк. - Вон! Ступай охотиться со
своим господином! Довольно ты намутил сегодня.
- Я уйду, - спокойно ответил Табаки. - Вы и сами скоро услышите голос
Шер-Хана внизу, в зарослях. Напрасно я трудился передавать вам эту
новость.
Отец Волк насторожил уши: внизу, в долине, сбегавшей к маленькой
речке, послышался сухой, злобный, отрывистый, заунывный рев тигра, который
ничего не поймал и нисколько не
