Кифауэр Джон - Самое Драгоценное
Джон Кифауэр
САМОЕ ДРАГОЦЕННОЕ
Перевод А. Сыровой
Я убежал. Я спасся бегством. Это правда. Я жив - если
состояние, в котором я нахожусь, можно назвать полноценной
жизнью. Мой рот все еще кровоточит, и я очень слаб. Кровь
засохла на моем подбородке и костюме. Говорить я не могу. Но
не важно - я жив, я знаю секрет, он стоит миллионы, если
только мне удастся вернуться домой, в Штаты.
Я сумел вырваться, сумел разрезать веревки, которыми меня
связал сириец Абушалбак. Здесь, в Дамаске, я найду себе док-
тора. И, в отличие от Безмолвной Единственной, я умею пи-
сать. Она же не может ни писать, ни говорить. Возможно, я
навсеща лишен способности говорить. Тем более, я должен за-
писать его - этот секрет. И мне надо спешить.
Ее звали Безмолвная Единственная, такое имя ей дал отец,
Абушалбак. Едва ли мне были известны причины, по которым ее
так назвали, в тот вечер, когда я впервые увидел ее. Такого
не вообразит даже самая смелая фантазия и уж, конечно, не
моя. В первый раз это случилось, когда она стояла радом с
уличным лотком, за которым ее отец продавал зубную пасту, на
Аль Малек фейсал Стрит радом с площадью Аль Гуада, в самом
центре сирийской столицы.
Молодой дантист, только что окончивший колледж в Балтимо-
ре и путешествующий по Ближнему Востоку перед тем, как оку-
нуться с головой в работу, я заинтересовался Абушалбаком и
его товаром, лежащим на лотке. Я наткнулся на него, когда
возвращался в отель, расположенный на площади Аль Гуада,
после экскурсии по близлежащему базару.
Мужчина, одетый в грязный засаленный халат, с ярким раз-
ноцветным полотенцем на голове, торговал пастой. Одной тряп-
кой он намазывал ее на передние зубы своего помощника, дру-
гой - натирал их до блеска. Во время всей этой забавной про-
цедуры Абушалбак поддерживал почти беспрерывный разговор,
расхваливая свой товар. Он прервал свою болтовню лишь только
для того, чтобы передать очередной тюбик покупателю, взяв
его из числа тех, что красовались сверху на лотке.
Время от времени он вынимал что-то изо рта мальчика - я
так и не мог понять, что это было - и клал в небольшой кув-
шин на лотке. Кроме комических моментов вокруг подобной тор-
говли, меня привлекло то, что у мальчика-помощника были изу-
мительно белые, блестящие зубы, каких я, дантист, никогда
еще не видел. Они сияли, как Тадж Махал при лунном свете.
Если бы я только сумел, чтобы зубы моих будущих пациентов
были такими же, как у этого мальчика, я мог быть уверен, что
очень скоро разбогатею. Я приблизился к краю этой улыбающей-
ся, смеющейся толпы людей с чумазыми лицами, сгрудившихся
вокруг лотка, чтобы как следует рассмотреть все это.
Тут-то я и увидел Безмолвную Единственную.
Молча, несколько сторонясь людей, она прошла и встала ра-
дом с отцом, продающим пасту, хотя в тот момент мне не при-
ходило в голову, что это были отец и дочь. Впрочем, я и имен
их не знал. Что меня привлекло в ней с первого взгляда, так
это ее рост и походка, подобный королевскому овал лица, ак-
куратная, гибкая фигура, достоинство, с которым она держа-
лась, и молчаливость. Как она отличалась от этой шумной,
бойкой, ухмыляющейся толпы! Она носила чадру, являющуюся
частью мусульманского платья свободного широкого покроя, но,
в то время, как лица большинства женщин в Дамаске были пол-
ностью закрыты, ее чадра приоткрывала глаза.
Ее глаза. Я сразу в них утонул. Они приводили в смущение
- два огромных глубоких озера, наполненных водой желудевого
цвета; они источали теплоту. Сол
