Керуак Джек - Снова На Дороге (Отрывки Из Дневников)
Джек Керуак
Снова на дороге (отрывки из дневников)
Действительно ли самый известный писатель разбитого поколения написал свой
знаменитый роман за три недели? Или дневники явились его черновиком? Ответы на
эти и другие вопросы -- в дневниках Джека Керуака, увидевших свет впервые за
47 лет. Перевод сделан по публикации в журнале Нью-Йоркер, июнь 1998 г.
Джек Керуак начал вести дневник четырнадцатилетним мальчуганом, в 1936
году, и продолжал делать в нем записи -- даже с несколько маниакальной
настойчивостью -- до самой своей смерти в 47 лет. Публикуемые ниже записи
охватывают период с 1948 года, когда 24-летний Керуак только-только вернулся в
Нью-Йорк из путешествия через всю страну, до 1950 года, когда его первая
книга, лГородок и город¬, вышла из печати. Несмотря на то, что лГородок и
город¬ -- объемный роман о взрослении молодого человека в Новой Англии --
принес Керуаку умеренную известность, подлинной славы он добился только после
публикации романа лНа дороге¬ в 1957 году, после шести лет отказов издателей.
Тем не менее, он презирал поздно пришедшую известность, равно как и критиков,
отмахивавшихся от его работы как от части битницкого лповетрия¬. На самом же
деле, Керуак, американский романтик в душе, считавший себя как лбардом
лесорубов¬, с течением времени все больше и больше преисполнялся скепсисом по
отношению к своим собратьям по биту Аллену Гинзбергу и Уильяму С.Берроузу,
которых в дневниках своих часто критиковал за цинизм и нехватку патриотизма.
Керуак написал еще 12 книг, но никогда больше не получил такого признания.
Которого добился романом лНа дороге¬. Он скончался от заболеваний, вызванных
алкоголизмом, в 1969 году в больнице Сент-Питерсберга, Флорида. Дневники
Керуака -- общим объемом свыше двухсот томов -- хранились в сейфе в городе
Лоуэлле, Массачуссеттс, и по завещанию вдовы писателя были опубликованы только
после ее смерти. Умерла она в 1990 году.
Дуглас Бринкли
1 ЯНВАРЯ 1948. КУИНС, НЬЮ-ЙОРК. Сегодня прочел свой роман(1) полностью. Я
вижу, что он почти закончен. Это итог всего меня, насколько может позволить
письменное слово, и мнение мое о нем -- как мнение о самом себе! --
восторженное и нежное сегодня, черное от отвращения завтра. Написал 2500 слов,
пока не прервал визит Аллена Гинзберга, который заявился в четыре часа утра
сообщить мне, что он сошел сошел с ума, но как только и если его вылечат, он
сможет общаться с другими людьми так, как до этого никому не удавалось --
целиком и полностью, мило, естественно. Он описывал свой ужас и, казалось,
готов был закатить у меня в доме истерику. Когда он успокоился, я почитал ему
части своего ромна, и он, осклабясь, объявил, что это лвеликолепнее Мелвилла,
в каком-то смысле -- великий американский роман¬. не поверил ни единому его
слову. Когда-нибудь я сниму собственную маску и расскажу все про Аллена
Гинзберга и о том, каков он лво плоти¬ по настоящему. Мне кажется, что он
ничем не отличается от остальных людей, и от этого у него срывает крышу. Как я
могу помочь человеку, в одну минуту желающему быть чудовищем, а в следующую --
богом?
17 АПРЕЛЯ 1948. Поехал в Н.-Й., спорил всю ночь с девчонкой. К тому же
Гинзберг свихнулся и умолял меня его стукнуть -- а это, насколько касается
меня лично, означает конец всему, поскольку довольно сложно сохранять ясность
ума, не навещая каждую неделю психушку. Ему хотелось знать, лчто еще¬ я должен
совершить в мире, что не включает его. Я ему сказал, что у меня действительно
есть подсоз
