Библиотека в кармане -зарубежные авторы

         

Зюскинд Патрик - Парфюмер


ПАТРИК ЗЮСКИНД
ПАРФЮМЕР. ИСТОРИЯ ОДНОГО УБИЙЦЫ
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
1
В восемнадцатом столетии во Франции жил человек, принадлежавший к самым
гениальным и самым отвратительным фигурам этой эпохи, столь богатой гениальными
и отвратительными фигурами. О нем и пойдет речь. Его звали Жан-Батист Гренуй, и
если это имя, в отличие от других гениальных чудовищ вроде де Сада, Сен-Жюста,
Фуше, Банапарта и т.д., ныне предано забвению, то отнюдь не потому, что Гренуй
уступал знаменитым исчадиям тьмы в высокомерии, презрении к людям, аморальности,
короче, в безбожии, но потому, что его гениальность и его феноменальное
тщеславие ограничивалось сферой, не оставляющей следов в истории, – летучим
царством запахов.
В городах того времени стояла вонь, почти невообразимая для нас,
современных людей. Улицы воняли навозом, дворы воняли мочой, лестницы воняли
гнилым деревом и крысиным пометом, кухни – скверным углем и бараньим салом;
непроветренные гостиные воняли слежавшейся пылью, спальни – грязными простынями,
влажными перинами и остросладкими испарениями ночных горшков. Из каминов несло
верой, из дубилен – едкими щелочами, со скотобоен – выпущенной кровью. Люди
воняли потом и нестираным платьем; изо рта у них пахло сгнившими зубами, из
животов – луковым соком, а из тела, когда они старели, начинали пахнуть старым
сыром, и кислым молоком, и болезненными опухолями. Воняли реки, воняли площади,
воняли церкви, воняло под мостами и во дворцах. Воняли крестьяне и священники,
подмастерья и жены мастеров, воняло все дворянское сословие, вонял даже сам
король – он вонял, как хищный зверь, а королева – как старая коза, зимой и
летом. Ибо в восемнадцатом столетии еще не была поставлена преграда разлагающей
активности бактерий, а потому всякая человеческая деятельность, как
созидательная, так и разрушительная, всякое проявление зарождающейся или
погибающей жизни сопровождалось вонью.
И разумеется, в Париже стояла самая большая вонь, ибо Париж был самым
большим городом Франции. А в самом Париже было такое место между улицами О-Фер и
Ферронри под названием Кладбище невинных, где стояла совсем уж адская вонь.
Восемьсот лет подряд сюда доставляли покойников из Отель-Дьё и близлежащих
приходов, восемьсот лет подряд сюда на тачках дюжинами свозили трупы и
вываливали в длинные ямы, восемьсот лет подряд их укладывали слоями, скелетик к
скелетику, в семейные склепы и братские могилы. И лишь позже, накануне
Французской революции, после того как некоторые из могил угрожающе обвалились и
вонь переполненного кладбица побудила жителей предместья не только к протестам,
но и к настоящим бунтам, кладбище было наконец закрыто и разорено, миллионы
костей и черепов сброшены в катакомбы Монмартра, а на этом месте сооружен рынок.
И вот здесь, в самом вонючем месте всего королевства, 17 июля 1738 года был
произведен на свет Жан-Батист Гренуй. Это произошло в один из самых жарких дней
года. Жара как свинец лежала над кладбищем, выдавливая в соседние переулки чад
разложения, пропахший смесью гнилых арбузов и жженого рога. Мать Гренуя, когда
начались схватки, стояла у рыбной лавки на улице О-Фер и чистила белянок,
которых перед этим вынула из ведра. Рыба, якобы только утром выуженная из Сены,
воняла уже так сильно, что ее запах перекрывал запах трупов. Однако мать Гренуя
не воспринимала ни рыбного, ни трупного запаха, так как ее обоняние было в
высшей степени нечувствительно к запахам, а кроме того, у нее болело нутро, и
боль убивала всякую чувствитель





Содержание раздела