Жид Андре - Топи
Андре Жид
Топи
Моему другу Эжену Руару я посвятил эту сатиру ни о чем
Dic cur hic (Другая школа)
Les paludes
1895
Прежде чем объяснять мою книгу другим, я жду, что они сами объяснят ее
мне. Объяснять ее заранее -- значит заранее сужать ее смысл; ибо если мы
знаем, что намеревались сказать, нам не дано знать, только ли это сказано.
Говоришь всегда больше, чем ЭТО. И особенно мне в ней интересно то, что я
вложил в нее помимо воли, -- та доля бессознательного которую я назвал бы
долей Божественного Провидения. Книга всегда плод сотрудничества, и тем выше
книга ценится, чем меньше вложил в нее переписчик, чем больше участие в ней
Бога. А посему давайте подождем отовсюду толкования о сути вещей; а от
публики -- толкования наших творений.
ЮБЕР
Вторник
К пяти часам на дворе посвежело; я закрыл окна и снова принялся писать.
В шесть часов пришел мой большой друг Юбер; он возвращался из манежа.
Он сказал:
-- Вот как! Ты работаешь?
Я ответил:
-- Я пишу "Топи".
-- Что это такое?
-- Книга.
-- Для меня?
-- Нет.
-- Чересчур ученая?..
-- Скучная.
о- Так зачем ее писать?
-- А иначе кто же ее напишет?
-- Опять исповеди?
-- На сей раз почти нет.
-- Тогда что же?
-- Садись.
И когда он сел:
-- Я прочел у Вергилия две строки:
Et tibi magna satis quamvis lapis omnia nudus
Limosoque palus obducat pascua junco*.
_______________
* Да и довольно с тебя, хоть пастбища все окружает
Камень нагой да камыш, растущий на иле болотном.
Вергилий. Буколики. М., "Художественная литература", 1979, с. 39 (пер.
С. Шервинского). -- Здесь и далее прим. перев. _______________
Я перевел:
-- Это разговор пастуха с пастухом; один говорит другому, что хотя на
его поле, конечно, многовато камней и болот, оно тем не менее его
устраивает; он вполне им доволен и поэтому счастлив. Согласись, ничего умнее
и не придумаешь, когда нельзя сменить поле...
Юбер ничего не ответил. Я продолжил:
-- "Топи" -- это история одного человека, который лишен возможности
путешествовать; у Вергилия его зовут Титир; "Топи" -- это история
человека, который, владея полем Титира, не хочет избавляться от него, а,
напротив, вполне доволен своей судьбой; вот так...
Рассказываю:
-- В первый день он констатирует, что доволен своим полем, и
размышляет, что же с ним делать? На второй день, рано поутру, когда над
полем пролетает стая диких уток, он убивает четырех птиц и на ужин съедает
двух, изжарив их на слабом огне из веток кустарника. На третий день он
строит себе лачугу из тростника -- целое развлечение. На четвертый день он
съедает двух оставшихся уток. На пятый день он разрушает свою лачугу и
умудряется построить дом попросторней. На шестой день...
-- Хватит! -- сказал Юбер, -- я понял, дорогой друг, ты можешь писать.
-- И он ушел.
Уже совсем стемнело. Я сложил бумаги. Я еще не обедал; я вышел из дому;
к восьми часам я был у Анжель.
Анжель еще была за столом, доедая фрукты; я сел рядом и принялся
очищать для нее апельсин. Принесли конфитюр, и, когда мы снова остались
одни:
-- Что вы делали сегодня? -- осведомилась Анжель, готовя мне тартинку.
Мне не припомнилось никаких дел, и я ответил: "Ничего", но, тотчас
сообразив, что этот неосмотрительный ответ потребует долгих объяснений, я
вспомнил о визите и воскликнул: "Мой большой друг Юбер приходил ко мне в
шесть часов!"
-- Он только что был здесь, -- вновь заговорила Анжель; и тут же
соскользнула на наш старый спор: -- Он-то по крайней мере хоть что-то
делает, -- сказала она. -- Хоть чем-то з
