Желязны Роджер - Песнопевец
Роджер Желязны
Песнопевец
После того, как все разошлись, выслушав рассказ о происшедшем, а остатки
останков убрали - еще долго после этого, пока тянулась ночь, поздняя, чистая,
с множеством ярких звезд, двоившихся и мерцавших в прохладных водах
Гольфстрима вокруг станции, я сидел в кресле на маленьком заднем дворике за
моим жилищем, потягивал пиво из жестянки и следил за тем, как заходят звезды.
Чувства мои были в неприятном смятении, и я еще не совсем четко
представлял себе, что же делать дальше.
Продолжать расследование было опасно. Конечно, я мог бы плюнуть на
оставшиеся шероховатости, нерешенные маленькие загадки, беспокоившие меня:
ведь то, что мне поручили, было выполнено. И хотя у меня было желание узнать
побольше, я имел полное право поставить мысленно "Закрыто" на папке с этим
делом, отправиться за гонораром, а затем жить припеваючи.
А что до моего беспокойства - что ж, никто никогда не сможет все
разузнать, никого не встревожат те незначительные детали, которые продолжают
волновать меня. Я вовсе не обязан вести расследование дальше этого момента.
И все же...
Может быть, это и называется чувством долга. По крайней мере, именно оно
само по себе заставляло меня действовать, и принуждение это маскировалось
такими общепринятыми словами, как "чувство долга" и "свобода воли".
Так ли это? Или все дело в том, что люди унаследовали мозг обезьяны - с
глубокими извилинами, отвечающими за любопытство, которое может привести к
добру - или худу.
Тем не менее, я должен оставаться на станции еще некоторое время - хотя бы
для того, чтобы не лишать свою легенду правдоподобности.
Я еще глотнул пива.
Да, надо бы получить ответы на те вопросы, которые меня волнуют. Извилины
этого требуют.
А еще надо повнимательнее осмотреться вокруг себя. Да, решил я, так мы и
сделаем.
Я вытащил сигарету и принялся было прикуривать. И тут вниманием моим
завладело пламя.
Я уставился на трепетные языки пламени, осветившие ладонь и скрюченные
пальцы левой руки, поднявшейся, чтобы защитить их от ночного бриза. Пламя
казалось чистым как сами звезды, расплавленным и маслянистым.
Языки пламени были тронуты оранжевым с синим нимбом и время от времени
открывали мерцающий вишневый фитиль, похожий на душу огня. А затем полилась
музыка...
Музыка - именно это слово, по-моему, и подходило лучше всего, потому что
по сути своей это явление было скорее похоже именно все, хотя в
действительности являлось чем-то таким, с чем мне никогда не приходилось еще
сталкиваться. Вообще это были не звуки в обычном понимании этого слова. Они
всплыли во мне, как всплывают воспоминания, без каких-либо внешних стимулов, и
не хватало силы самосознания, чтобы повернуть мысль к необходимости прийти в
себя и соотнести действия со временем - как во сне. Затем что-то
приостановилось, что-то высвободилось и чувства мои двинулись к кульминации.
Это были не эмоции, не что-то, им подобное; а скорее состояние нарастающей
эйфории, наслаждения, удивления - все это переполняло меня, сливаясь с
нарастающим беспокойством. Что-то росло и что-то растворялось - но что это
было на самом деле, я не знаю. Это была угнетающая красота и прекрасная
угнетенность - и я был ее частью. Походило на то, что я испытывал нечто, чего
еще не доводилось испытать, нечто космическое, величественное и вездесущее, но
игнорирующее все окружающее.
И все это усиливалось и усиливалось по своим собственным законам, пока я
не согнул пальцы своей левой руки настолько, что пламя лизнуло их.
