Дэвидсон Эйв - Арахисы
Эйв Дэвидсон
Арахисы
Пер. - О.Воейкова.
В бытность мою мальчиком, некоторое время после того, как умерли мои
родители, я жил с дедом, а он оказался одним из самых подлых и мерзких
стариков, какие только встречаются на свете. Да вот встретиться с таким не
хотелось бы никому. У него был старый домик, но в этой старине полностью
отсутствовали всякий уют и привлекательность; там пахло керосином, свиным
салом, осыпающимися стенами и грязной одеждой. Он являлся владельцем одной
из, вероятно, самых обширных во всей тамошней округе коллекций жестяных
банок, наполненных свиным салом. Я думаю, он боялся, что однажды этот
жизненно важный предмет потребления станет дефицитом, и, черт побери,
постарался, чтобы его это не застигло врасплох.
В старой грязной кухне стояли две плиты, керосиновая и дровяная, и хотя
сухих кустов и бревен среди зарослей за домом хватило бы, чтобы отапливать
дом годами, он был чертовски ленив и не желал махать топором. Та же
история с одеждой. Вместо того, чтобы платить какой-нибудь женщине за
стирку или, упаси Господи, заняться ею самому, он просто копил грязную
одежду, а потом перебирал ее, еще и еще раз пуская в ход наименее
запачканную. Время от времени доходило, наконец, до того, что никто из
детей не соглашался больше сидеть рядом со мной, и тогда учитель обращался
к соседкам, и одна из тех, у кого имелась стиральная машина старинного
образца, работавшая на бензине, заходила к нам вместе с кем-нибудь из
своих детей, прихватив с собой тачку и пару бельевых корзин.
- Не понимаю, как это можно доводить вещи до такого состояния, м-р
Харкнесс, - как правило, говорила она, сморщив нос и дыша ртом. - Ну-ка,
грузите эти вещи, да я их вам выстираю. Бога ради, пока они на вас не
_загноились_! Вы же оба глазом моргнуть не успеете, как окажетесь в
_чумном_ бараке. Господи помилуй!
И тогда старый кусок дерьма принимался хромать по дому, прикидываясь
немощным, хотя на самом деле двигался с проворством ямайской змеи, если
хотел; он хмурился, понукая меня жестами взяться за дело и быстренько
вынести одежду, а все это время скулил что-нибудь вроде: "Уж, конечно, я
вам очень благодарен, мисс Уоллаби..." или как ее там, к черту, звали.
"Просто не знаю, как бы мы жили, не будь у нас соседей, как говорится в
Божьей Книге. Я - просто бедный больной старик, и этот парень мне не по
силам, такая на меня обуза свалилась на закате дней, и это несправедливо,
сил моих на него нету, нету, мэм, говорю: он меня в гроб вгонит, потому
как он трудиться не желает и ничего не слушает, и мне не подчиняется". И
так далее, и тому подобное.
Затем, стоило ей удалиться за пределы слуха и зрения, как он усаживался
в свое кресло с продавленным сидением и начинал самодовольно ухмыляться,
смеяться и распространяться о том, как он всех обвел вокруг пальца, это уж
точно.
- Надо просто взять и подождать, сколько потребуется, пока не пойдут
слухи, и, парень, обязательно подвернется какой-нибудь несчастный дурак,
который сделает всю работу! Что ж, я не против. Пускай. Им для души
полезно. - И он гоготал и ржал, и сок жевательного табака "Эппл" поганил
ему старые грязные усы.
У него не было ни стыда, ни гордости. Посылал меня выпрашивать еду. Все
время это делал, хотя для бутлеггера у него деньги находились. И воровать
тоже посылал: "Парень, только не говори, будто тебе не хочется. Это же
проще простого. У тебя в кармане куртки есть та самая старая большая
дырка, и от тебя только и требуется, что сунуть в карман банку
