Диллон Эйлис - Лошадиный Остров
Эйлис Диллон.
Лошадиный остров
Повесть из жизни ирландской деревни середины XX века и о приключениях
мальчиков-рыбаков.
Глава 1
МЫ ОТПРАВЛЯЕМСЯ НА ОСТРОВ
Вспоминая сейчас Лошадиный остров, я представляю его себе, каким увидел
с лодки в тот самый день, когда впервые ступил на его берег. До этого мы
видели только синий бугор на голубом окоеме моря, отороченный понизу белым
кружевом прибоя. В шторм огромные фонтаны брызг и пены, как туманом,
заволакивали этот клочок суши. Чудилось, будто слышен грохот океанских
валов, обрушивающихся на скалы (на самом деле мы ничего не слышали - до
Лошадиного острова было добрых семь миль). Море и небо становились тогда
лилово-черными, и только остров слабо светился таинственным серебристым
сиянием. "Дикие испанские кони скачут из морской пучины на берег",-говорили
инишронцы.
Инишрон - остров, где мы живем. Он лежит в трех милях от Коннемарского
побережья, почти у самого входа в залив Голуэй (скорее всего, автор вывел
под этим названием реально существующий остров Инишмор, расположенный у
западного побережья Ирландии - прим. GreyAngel) . Его гористая часть
подковой вдается в залив, надежно защищая нас своими скалами и утесами от
свирепых в зимнюю пору волн Атлантики. Если ясным летним днем забраться на
самую высокую скалу, кажется, можно добросить камень до маяка в Бунгуоле, на
самом большом из Аранских островов. Мы живем жизнью, которая нам по душе,
хотя, пожалуй, она не каждому бы понравилась.
Домики инишронцев разбросаны по всему острову, но есть и деревня,
называемая Гаравин, что по-гельски означает "ненастье". Это неудачное
название, потому что деревня расположена в подветренной стороне, там, где
бухта. В деревне имеются две лавки, кузня, где можно подковать коня и
сменить железный обод на колесе, таверна - в ней по вечерам собираются за
кружкой портера мужчины. Есть и почта, которой заведует самая большая
чудачка во всей Ирландии. Уж не знаю, то ли для почты специально выбирают
таких, то ли общение с письмами так действует, но у нас на Инишроне еще деды
говорили: "Мозги набекрень, как у почтальоновой кошки".
Наша усадьба начиналась сразу же за деревней, у западной околицы. Земля
у нас добрая, мы выращивали на ней картошку и разводили овец и коров. Еще
был у нас старенький парусник, который стоял у причала в бухте. Мы рыбачили
в нем, плавали в дни ярмарки на материк, иногда ходили по заливу до самого
Голуэя.
Одним солнечным утром в конце апреля я собирал водоросли на каменистом
берегу за деревней. Накануне мы кончили сеять и теперь готовили новое поле
под картошку для будущего года, удобряя его песком и водорослями. Работа
была тяжелая. Набухшие, облепленные песком водоросли были как налитые
свинцом, секач совсем затупился, осел упрямился: пока мы шли по камням, он
два раза опрокидывал корзины. Опрокинет, глянет искоса на меня и
ухмыльнется. До чего вредная скотина! Я разозлился и хорошенько дернул его
за ухо; поднял голову и вдруг увидел Пэта Конроя; от стоял на гривке, глядел
на меня и смеялся.
Пэту исполнилось недавно шестнадцать лет, он был на год старше меня и
на голову выше. У него было открытое, приветливое лицо, черные как смоль
волосы, смуглая кожа, темно-карие глаза и белые-белые зубы. Испанцы с
траулеров, заходивших к нам в бухту переждать непогоду, считали его своим. И
неудивительно: Пэт был потомком испанского солдата, выброшенного на берег
после гибели Великой Армады (Великая Армада - испанский флот, уничтоженный
ураганом около Оркней
