Джером Клапка Джером - Памяти Джона Ингерфилда И Жены Его Анны
Джером К.Джером
Памяти Джона Ингерфилда и жены его Анны
(ПОВЕСТЬ ИЗ ЖИЗНИ СТАРОГО ЛОНДОНА
В ДВУХ ГЛАВАХ)
ГЛАВА ПЕРВАЯ
Если вы доедете на метро до Уайтчепл-роуд (Восточная станция) и, сев в
один из желтых трамвайных вагонов, которые ходят оттуда по Коммершл-роуд
мимо харчевни "Джорджа", где стоит (или стоял некогда) высокий флагшток, под
которым сидит (или сидела некогда) пожилая торговка свиными ножками -
полтора пенса штука, доберетесь до того места, где арка железнодорожного
моста наискось пересекает путь; сойдете и свернете направо в узкий, шумный
переулок, ведущий к реке, а затем снова направо, в еще более узкий переулок
который легко узнать по трактиру на однрм углу явление вполне обычное) и
лавке торговца подержанным морским товаром на другом, где необычайно жесткие
и неудобные одежды гигантских размеров раскачиваются на ветру, напоминая
привидения,- то доберетесь до запущенного кладбища, обнесенного оградой и
окруженного со всех сторон унылыми, перенаселенными домами. Невесело
выглядят эти старые домишки, хотя жизнь так и кипит у их вечно открытых
дверей. Сами они и старая церковь среди них словно утомлены этим
непрекращающимся шумом.
Быть может, простояв здесь столько лет, прислушиваясь к глубокому
молчанию мертвых, они находят голоса живых назойливыми и бессмысленными.
Заглянув сюда сквозь ограду со стороны реки, вы увидите в тени
закопченного крыльца столь же закопченной церкви (в том случае, если солнце
сумеет пробиться сюда и отбросить вообще какую бы то ни было тень в этом
царстве вечных сумерек. Необычайно высокий и узкий надгробный камень,
некогда белый и прямой, а ныне расшатанный и покосившийся от времени. На
камне высечен барельеф, в чем вы сами убедитесь, если подойдете к нему,
воспользовавшись воротами на противоположной стороне кладбища. Барельеф,-
насколько его еще возможно рассмотреть, ибо он сильно пострадал от времени и
грязи,- изображает распростертого на земле человека, над которым склонился
кто-то другой, а немного поодаль находится еще какой-то предмет с
очертаниями столь неясными, что его можно с одинаковым успехом принять и за
ангела и за столб.
Под барельефом высечены слова (ныне уже наполовину стершиеся), которые
и послужили заглавием, для нашего рассказа.
Если вам случится воскресным утром бродить в тех местах, куда долетают
звуки надтреснутого колокола, сзывающего немногочисленных старомодного вида
прихожай, движимых силой привычки, на богослужение иод эти покрытые плесенью
своды, и разговориться со стариками, сидящими иногда в своих длинных
сюртуках с медными пуговицами на низком камне у поломанной решетки, то они,
возможно, расскажут вам эту повесть, как рассказали ее мне очень давно, так
давно, что об этом и вспоминать не хочется.
Но на тот случай, если вы не пожелаете утруждать себя или если
старикам,- хранившим в памяти эту историю, надоело болтать и их уже никогда
больше не удастся вызвать на разговор, а вы все-таки захотите ее услышать, я
решился записать ее для вас.
Но я не в состоянии передать эту историю так, как мне ее рассказали,
ибо для меня это была лишь легенда, которую я услышал и запомнил, чтобы
потом пересказать за деньги, в то время как для них это было нечто имевшее
место в действительности и, подобно нитям, вплетенное в ткань их собственной
жизни. Во время рассказа лица, которых я не мог видеть, проплывали среди
толпы, оборачивались и смотрели на них, и голоса, которых я не мог слышать,
говорили с ними сквозь шум улицы, так что в
