Де Мопассан Ги - Шпилька
Ги ДЕ МАПАССАН
ШПИЛЬКА
Я не открою ни названия местности, ни фамилии героя. Это было далеко,
очень далеко отсюда, в богатой и знойной стране. С самого утра я шел по
берегу, покрытому возделанными полями, возле синего моря, покрытого
солнечными бликами. Цветы росли у самых волн, волн тихих, ласковых,
усыпляющих. Было жарко; стояла та влажная, насыщенная пряным ароматом жара,
какая бывает в сыром, плодородном и обильном краю; самый воздух, казалось,
способствовал здесь буйству жизни.
Мне сказали, что к вечеру того же дня я найду пристанище у некоего
француза, который жил в апельсиновой роще, на оконечности скалистого мыса.
Что это был за человек? Я этого еще не знал. Он приехал сюда однажды утром,
десять лет тому назад, купил участок, насадил виноградник, посеял хлеб;
работал он со страстью, с остервенением. Из месяца в месяц, из года в год
он расширял свои владения, постоянно оплодотворял могучую, девственную
землю и неустанным трудом нажил себе целое состояние.
Говорили, что он продолжает работать по-прежнему. Он вставал с зарей,
до ночи проводил время в поле, сам за всем присматривал, словно его
преследовала какая-то неотвязная мысль, мучила ненасытная жажда денег,
которую ничто не могло успокоить, ничто не могло утолить.
Теперь он слыл богачом.
Солнце клонилось к закату, когда я подошел к его жилищу. Дом и в самом
деле стоял на оконечности мыса, среди апельсиновых деревьев. Это было
большое квадратное строение, очень простое с виду; оно господствовало над
морем.
При моем приближении на порог вышел бородатый человек. Поздоровавшись,
я попросил разрешения переночевать у него. Он с улыбкой протянул мне руку:
- Входите, сударь, и будьте как дома. Он провел меня в одну из комнат
и предоставил в мое распоряжение слугу; держался он весьма любезно, с
учтивой непринужденностью светского человека; затем оставил меня одного,
сказав:
- Обедать будем, как только вы пожелаете спуститься вниз.
В самом деле, мы пообедали вдвоем на террасе, выходившей на море. Я
заговорил с ним об этой стране, такой богатой, далекой, неисследованной! Он
улыбался и отвечал рассеянно:
- Да, это прекрасная земля. Но ни одна земля не мила нам вдали от
родины.
- Вы скучаете по Франции?
- Я скучаю по Парижу.
- Почему бы вам не вернуться?
- О, я еще вернусь!
И разговор зашел о светском обществе, о бульварах и о многом, что было
связано для нас с Парижем. Он расспрашивал меня как человек, хорошо знавший
жизнь столицы, называл имена, известные всем завсегдатаям театра Водевиль.
- А кто бывает теперь у Тортони?
- Да все те же, за исключением умерших. Я внимательно смотрел на него,
преследуемый смутным воспоминанием. Конечно, я уже встречал этого человека.
Но где, когда? Он казался утомленным, несмотря на крепкое сложение,
печальным, несмотря на решительный вид. Большая светлая борода ниспадала
ему на грудь, и время от времени он брал ее в горсть у подбородка и, сжав,
проводил по ней рукой до самого конца. У него была небольшая лысина, густые
брови и пышные усы, которые смешивались с растительностью на щеках.
Позади нас солнце погружалось в море, осыпая побережье огненной пылью.
Апельсиновые деревья в цвету распространяли в вечернем воздухе сильный
упоительный аромат. Он ничего не видел, кроме меня, и его пристальный
взгляд, казалось, различал в моих глазах, в глубине моей души, далекую
картину, знакомую и любимую картину широкого тротуара, затененного
деревьями, который идет от церкви Магдалины до улицы Друо.
- Вы знаете
