Библиотека в кармане -зарубежные авторы

         

Де Мопассан Ги - Иветта


Ги ДЕ МАПАССАН
ИВЕТТА
1
Выходя из кафе "Риш", Жан де Сервиньи сказал Леону Савалю:
- В такую чудесную погоду не стоит брать фиакр. Если хочешь, пройдемся
пешком.
- С удовольствием, - ответил ему друг.
- Сейчас только одиннадцать часов, мы придем в самом начале
двенадцатого, спешить нечего, - заметил Жан.
Бульвар заполняла оживленная толпа, та веселящаяся, довольная толпа,
что движется, пьет, шумит и струится в летние ночи, точно полноводная река.
Местами огни кафе озаряли тротуар и посетителей, которые густым роем
облепили столики с бутылками и стаканами, загромождая дорогу. А на мостовой
мелькали красные, синие или зеленые глаза фиакров, и в освещенной витриной
полосе на миг возникал угловатый контур бегущей рысцой лошади, фигура
кучера на козлах и темный кузов кареты. Желтая обшивка юрбеновских фиакров
яркими пятнами вспыхивала на свету.
Друзья шли неторопливо, покуривая сигары, перебросив пальто через
руку; у обоих в петлице фрака был цветок, а цилиндр небрежно сдвинут набок,
как это бывает в теплый вечер после хорошего обеда.
Еще со времен коллежа их связывала тесная, испытанная, прочная дружба.
Жан де Сервиньи, невысокий, стройный, чуть лысеющий, чуть помятый,
очень элегантный, светлоглазый, с волнистыми усами над изящной формы ртом,
неутомимый, хоть и томный с виду, крепкий, хоть и бледный, был из породы
тех полуночников, которые как будто родились и выросли на бульварах, из
породы тех хрупких парижан, в которых гимнастика, фехтование, душ и паровые
ванны искусственно поддерживают нервную энергию Он славился кутежами не
меньше, чем умом, богатством, связями и широким радушием, а приветливость и
светская галантность, казалось, были присущи ему от рождения.
Вообще же он был истый парижанин: беспечный, непостоянный,
увлекающийся, деятельный и нерешительный, скептик, способный на все и ко
всему безразличный; убежденный эгоист с великодушными порывами, он расточал
свои доходы не в ущерб капиталу и развлекался не в ущерб здоровью. Холодный
и пылкий, он постоянно давал волю чувству и тут же обуздывал его; игрушка
противоречивых инстинктов, он уступал каждому из них, но в итоге
руководствовался лишь трезвым рассудком прожигателя жизни, той флюгерной
логикой, которая велит плыть по течению и пользоваться обстоятельствами, не
давая себе труда способствовать им.
Приятель его, Леон Саваль, тоже человек богатый, был из тех
красавцев-великанов, которых женщины провожают взглядом на улице. Казалось,
этот великолепный тип мужчины - своего рода оживший монумент, образцовый
экземпляр, какие посылают на выставку. Он был не в меру красив, не в меру
высок, не в меру плечист, не в меру силен, он грешил избытком всего,
избытком достоинств. Любовным победам его не было числа.
Когда друзья подошли к Водевилю, Саваль спросил:
- Ты предупредил эту даму, что придешь со мной? Сервиньи рассмеялся:
- Предупреждать маркизу Обарди? К чему? Разве ты предупреждаешь
кондуктора, что сядешь в омнибус на углу бульвара?
Несколько растерявшись, Саваль переспросил:
- Да кто же, в сущности, эта особа? И друг пояснил ему:
- Она искательница приключений, содержанка, прелестная распутница,
вышла бог весть откуда, бог весть как проникла в мир авантюристов и там
сумела создать себе положение. А впрочем, не все ли равно? Говорят, что в
девицах она прозывалась Октавией Барден, а значит, прозывается и теперь,
потому что девкой она осталась во всех смыслах, за исключением невинности.
Из слияния заглавной буквы имени и сокращенн





Содержание раздела