Давидье Жюльен - Урожай Простуды
Жюльен Давидье
Урожай простуды
Я знавал ночи простуды и следовавшей за этим заботы. Тогда прикрытый черным
перуанским платком ночник превращался в перо Бредслея вырисовывая штрихами
недоговоренности из окружавшей меня ласковой темноты: щеку и локон любимой,
агатовый перстенек на безымянном пальце, краешек иероглифа на ее кимоно,
уголок подушки касавшейся ее локтя, отблеск золота на корешке книги которую
она мне читала, то были сказки немецких писателей, он вырисовывал слова
выходившие из невидимых с моей постели любимых губ: Это не значит, что
дракон был враждебно настроен по отношению к девушке, равно как нельзя
сказать со всей определенностью, что смерть есть противник жизни. Быть может
этот огнедыщащий зверь мечтал только о том, что бы подобно верному псу,
просто находиться подле прекрасной принцессы, и только лишь собственое
уродство удерживало его от того что бы с собачьей преданностью облобызать ее
прелестные ручки... Иногда ночник Бердслея становился еще более дерзким
вырывая из темноты все ее лицо! и шею, только лишь затем что бы поправить
компресс на моем полном жара лбе. После полуночи картина менялась ночник
выхватывал: половину моего туловища закутанного в плед и лишь для
посвященных голову женщины покоящейся на моем плече. И только лишь тогда в
час который трудно ощутить из за сна или дел, подобно тому как мы приносим в
жертву повседневности возможность увидеть солнечное затмение или появление
кометы-я замечал что вещи окружавшие меня переставали иметь назначение
данное им прежде мной до наступления этих часов их характер приобретал
назначение атрибутов счастья которые по прошествии времени становились
атрибутами ностальгии и боли. В те минуты во мне жила уверенность что встань
я сейчас с постели оденься и выйди на улицу. мне пришлось бы стать
свидетелем сказачной метаморфозы когда париж становиться обьемной винеткой
счастья и одинокая машина тоже и случайный прохожий обретали бы радостную
для меня сущность. Я оставался лежать в темноте обьятый температурой и
покоем. В кои то веки нам выпадает жребий облаченных в покой дней проходя
сквозь их строй мы не замечаем принадлежащей им прелести продолжая жить в
неведении своей обездоленности. ведь покой не выбрасывает геральдических
полотнищ сообщая о своем приближении и потом нам свойственно заблуждение
искать в имени покой отсутствие чувств или их полный сатисфекшн, а между тем
этим именем могут именоваться дни или ночи исполненые нежности или тихой
жалости и еще быть может капризной беспомощности в которую так
соблазнительно впасть возле любимого существа от которого ты зависишь но
веришь в те дни что оно пребудет с тобой отныне и во веки. Опрокинутый на
постель невидимым гравером с бородою Фаворского я джал подобный немийскому
жрецу когда ночник потеряет свой дар и сквозь занавеси просочится тревожная
муть рассвета нового дня. Тогда любимая представала предо мной очарованная
сном, а не мной и тогда она казалась мне тем пастухом с Картины Брейгеля
который не замечает падение Икара в тенеты боли и тоски. В эти минуты мне
представлялась редкая возможность заварив себе кофе выйти на балкон и
столкнуться с миром без посредника и превозмогая себя попытаться найти пути
и тропы примирения с ним с тем что бы он не зависимого от того любим я или
нет давал мне возможность прикасаться к нему и испытывать радость. Подобно
раковому больному который не хочет умирать в больнице и остается дома
наедине со смертью и свободой от виденья умирания др
