Дансени Лорд - Где Плещет Прибой
Лорд Дансени
Где плещет прибой
Перевод С. Лихачевой
Раз приснилось мне, будто совершил я нечто ужасное, так что было
отказано мне в погребении, как в земле, так и в море, и ад от меня отрекся.
Зная об этом, я прождал несколько часов. Затем пришли мои друзья, и
убили меня тайно, по древнему обряду, и зажгли огромные восковые свечи, и
унесли меня прочь. Дело происходило в Лондоне; под покровом ночи друзья мои
крадучись пробирались по сумрачным улицам, мимо убогих лачуг, и вот пришли к
реке. Река и морской прилив сцепились не на жизнь, а насмерть между илистых
берегов, и черные воды обоих искрились огнями. Удивление отразилось во взоре
водных стихий, когда приблизились мои друзья с горящими свечами в руках. Все
это я видел, пока несли меня, мертвого и коченеющего, потому что душа моя
по-прежнему держалась за бренные кости, ведь ад от них отрекся и в
христианском погребении мне было отказано.
Друзья снесли меня вниз по лестнице, позеленевшей от склизкой гнили, и
неспешно приблизились к кромке кошмарного ила. Там, во владениях позабытого
хлама, они выкопали неглубокую могилу. Закончив, они положили меня в яму и
швырнули свечи в воду. Когда же вода загасила слепящее пламя, бледные и
маленькие брусочки свечей закачались на волнах, и мрачное величие трагедии
померкло, и заметил я, что грядет ясный рассвет; и друзья мои закрыли лица
плащами, и торжественная процессия обратилась в бегство, и палачи крадучись
скрылись в сумерках.
Но вот устало подступил ил и укрыл меня всего, кроме лица. Там лежал я
наедине с напрочь позабытым хламом, с плавучими отбросами, что волны не
пожелали нести дальше, с предметами никчемными и предметами утерянными, и с
мерзкими искусственными кирпичами, что не камень и не земля. Все чувства во
мне умерли, потому что я был убит, но злосчастная душа моя не разучилась ни
воспринимать, ни мыслить. А рассвет ширился и рос, и увидел я покинутые
дома, что столпились на берегу реки, и мертвые их окна заглянули в мои
мертвые глаза, окна, за которыми скрывались горы тюков, но не души
человеческие. Устав смотреть на эти унылые картины, я захотел заплакать, но
не смог, потому что был мертв.
Тогда я впервые понял, что на протяжении многих лет это скопище
покинутых домов тоже хотело расплакаться, но, как все мертвецы, они были
немы. И еще я понял, что для позабытого плавучего хлама все еще могло
закончиться хорошо, если бы дома зарыдали, но они были слепы и безжизненны.
Попытался разрыдаться и я, но мертвые глаза не знали слез. И тогда я понял,
что река могла бы нас полюбить, могла бы нас приласкать, могла бы спеть нам,
но река катила вперед свои воды, думая только о величественных кораблях.
Наконец, прилив сделал то, чего не пожелала сделать река: прилив
нахлынул и затопил меня, и душа моя обрела покой в зеленой воде, и
возрадовалась, и уверовала, что это - Погребение Моря. Но с отливом вода
снова отступила и оставила меня наедине с бездушным илом среди позабытого
хлама, волной выброшенного на берег, на виду у покинутых домов, и все мы
понимали, что мертвы.
В угрюмой стене позади меня, затянутой зелеными водорослями, от которых
отказалось море, возникли темные туннели и потайные узкие лазы, зарешеченные
и забитые. И вот, наконец, вышли из них сторожкие крысы поглодать меня, и
душа моя возликовала, поверив, что вот-вот освободится от проклятых костей,
коим отказано в погребении. Вскорости крысы отбежали в сторону и зашептались
промеж себя. Они так и не вернулись обратно. Когда я понял,
