Данн Джон Аллан - Знак Черепа
ДЖОН АЛЛАН ДАНН
ЗНАК ЧЕРЕПА
Глава первая. ЭШАФОТ
…Вот правда о том, как Тауни Том —
будь проклято имя его! —
бандит и пират, отправился в ад,
не взявши с собой ничего!
Начался прилив, и над Темзой стал подниматься густой, смешивающийся с клубами коричневатого едкого дыма туман, образуя смог, который царапал глотку и заставлял слезиться глаза. Бормочущий голос священника у подножия виселицы звучал хрипло и неразборчиво, огни факелов в руках факельщиков мерцали в сгущавшемся полумраке тусклыми красноватыми пятнами, а белые перевязи и галуны стражников, сдерживающих толпу, едва виднелись, несмотря на яркое пламя двух больших костров, разведенных на эшафоте.
Зябкая сырость тумана пронизывала меня до самых костей, не защищенных в достаточной степени ни упитанным телом, ни теплой одеждой. Желудок мой был так же пуст, как и карманы, и единственной милостью, которую оказывал мне туман, было то, что он прикрывал дыры и прорехи на моем довольно поношенном, ветхом наряде.
Ученый и джентльмен, да, я по праву мог считать себя таковым, хотя ни одно из этих достоинств, увы, не оказывало сколько нибудь существенного влияния на мое материальное благополучие. Я был недалек от того, чтобы позавидовать даже тем трем пиратам, что стояли между столбами виселицы, перебрасываясь грубыми шуточками с толпою зевак в притворной и наигранной браваде. По крайней мере, они казались сытыми, и близился конец всех их житейских невзгод.
Что касается меня, то будущее едва ли сулило мне какие либо перемены к лучшему, разве что я попытаюсь последовать их примеру и примусь за профессию уличного грабителя или, если удастся украсть лошадь, разбойника с большой дороги.
По правде говоря, я находился на грани отчаяния и готов был на все, ибо вопросы морали у любого человека отступают на задний план перед проблемами борьбы за собственное существование.
С часовой башни парламента погребальным звоном прозвучали одиннадцать гулких ударов, потонувших в густом тумане, который окутал Лондон траурным покрывалом, словно участвуя в печальной церемонии предстоящей казни. Туман становился все гуще, и бормочущая, кашляющая и сморкающаяся толпа теснее сомкнулась вокруг эшафота, когда священник закончил проповедь.
Бродячий продавец стишков и куплетов сунул мне в руку несколько листов, на которых было что то отпечатано, шепеляво выкрикивая при этом:
— Вот, шер, — то, што вы ишщете. Доштоверное опишание жизни и приклюшений пирата Томаша Тауни! Полный и иллюстрированный штихотворный отшет о его похождениях и злодействах!
Всего один пенни, шер, — хоть штоит он не меньше двух!
Очевидно, туман порядком препятствовал его торговле, и последняя слабенькая искра надежды раздобыть пару шиллингов бесславно угасла, так и не разгоревшись, ибо в кармане у меня лежал авторский экземпляр той же баллады, поскольку создателем этих довольно надуманных и весьма скверных стихов являлся я сам; собственно говоря, я и пришел сюда, на Пристань казней, в надежде продать эти вирши.
Моя квартирная хозяйка скорее потребовала, чем предложила мне применить мою ученость для составления биографии знаменитого Тауни. Ее сын, ученик наборщика, сделал потихоньку от хозяина несколько оттисков и подговорил двух трех юных оборванцев, чтобы те погромче расхваливали сие бессмертное творение в надежде на то, что прибыль от его продажи поможет уменьшить мой квартирный долг. Предприятие явно терпело крах, и меня ждал дома не очень любезный прием.
Толпа подалась вперед. Бендолл, боцман из команды Тауни, первым направился к
