Даль Роальд - Шея
Роальд ДАЛЬ
ШЕЯ
Перевод А. Колотова
Лет восемь назад старый сэр Уильям Тертон отошел в лучший мир, и его
сын Бэзил вместе с фамильным титулом унаследовал корпорацию "Тертон-Пресс".
Я помню, как все население Флит-стрит бросилось заключать пари, сколько он
продержится на плаву, пока какая-нибудь молодая красотка не убедит его, что
именно она должна непременно о нем заботиться - о нем и его деньгах.
Молодой сэр Бэзил Тертон едва разменял пятый десяток, был холост,
характером обладал мягким и незлобивым и не проявлял глубокого интереса ни
к чему, кроме своей коллекции современного искусства - живописи и
скульптуры.
Стервятники начали кружить над ним сразу. Не только Флит-стрит - весь
Лондон жадно следил, как они нацеливаются с лета рвануть добычу. Они,
разумеется, не спешили. Они сжимали круги неотвратимо и неторопливо,
напоминая не столько даже стервятников, сколько коварных крабов, которые
подползают, чтобы урвать из-под воды кусок падали.
Жертва, против всех ожиданий, выказала чудеса ловкости. Гон длился всю
весну и продолжался летом. Я не был лично знаком с сэром Бэзилом и не питал
к нему заочно дружеских чувств, но из простой мужской солидарности
присоединялся к хору радостных голосов, когда он в очередной раз ухитрялся
сорваться с крючка.
В начале августа, по-видимому по тайному женскому уговору, девицы
заключили некое перемирие и отошли для переформирования и утверждения
планов зимней кампании, что было ошибкой с их стороны, поскольку в этот
самый момент ослепительная Наталия имярек, не ведомая дотоле никому,
явилась с материка, связала ему руки, стреножила и в очевидном беспамятстве
доставила в брачную контору на Кэкстон-стрит, где и заключила с ним брачный
договор прежде, чем кто-либо, и в первую голову жених, опомнился.
Представьте себе негодование лондонских дам и груды сочных сплетен,
распространявшихся ими про новоявленную леди Тертон - "подлую браконьерку",
как они ее называли. Но нам это неинтересно. Мы пропускаем в нашем рассказе
шесть лет и переходим к событию всего лишь недельной давности, когда я
впервые удостоился лицезреть ее светлость. Как вы, наверное, догадались,
она взяла в свои руки управление "Тертон-Пресс", в силу чего стала
влиятельной фигурой в нашей политике. Она не была первой женщиной,
проделавшей подобную эволюцию, но случай с ней отличался некоторой
пикантностью, ибо она была иностранкой и никто точно не знал, откуда она
взялась - из Югославии, Болгарии или из России.
В прошедший вторник меня позвали на обед к друзьям в Лондон. Мы стояли
тесным кружком, смакуя дорогие коктейли и обсуждая атомную бомбу и мистера
Бевина, когда служанка просунула голову и объявила о прибытии очередных
гостей.
- Леди Тертон, - провозгласила она.
Никто не прервал беседу, мы были не так дурно воспитаны. Никто не
повернул голову, и только наши глаза описали в орбитах полукруг по
направлению к двери.
Она ворвалась, высокая и стройная, в красно-золотом платье с
блестками, с улыбкой на устах, с рукой, простертой к хозяйке, и можете мне
поверить, она была редкостно хороша.
- Милдред, дорогая!
- Ах, леди Тертон! Как я рада!
Тут мы прервали наш разговор и повернулись к ней, смиренно ожидая,
когда нас представят, как если бы речь шла об английской королеве или
кинозвезде. Правда, она смотрелась эффектнее. Черные волосы, бледное
удлиненное лицо с налетом невинности, знакомым всем по фламандским
портретам пятнадцатого века, - точь-в-точь мадонна Мемлинга или Ван-Эйка.
На первый взг
