Грин Грэм - Монсеньор Кихот
ГРЭМ ГРИН
МОНСЕНЬОР КИХОТ
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
ГЛАВА I
О том, как отец Кихот стал монсеньором
Вот как это было. Отец Кихот велел своей домоправительнице приготовить ему обед на одного и отправился по шоссе, ведущему в Валенсию, за вином в местный кооператив, что находится в восьми километрах от Эль Тобосо.
В этот день над высохшими полями стояло, подрагивая, жаркое марево, а в его маленьком «сеате 600», который он купил по случаю восемь лет тому назад, воздушного кондиционера не было. Двинувшись в путь, отец Кихот с грустью подумал, что настанет день, когда ему придется подыскивать себе новую машину.
Годы жизни собаки надо помножить на семь, чтобы понять, в каком она возрасте по сравнению с человеком, – значит, его машина по такому счету только еще вступает в преклонный возраст, однако его прихожане, как он заметил, смотрят на нее почти как на развалину. «Нельзя ей больше доверяться, Дон Кихот», – предупреждали они его, а что он мог сказать в ответ? Только одно: «Она была со мной в тяжелые дни, и я молю бога, чтобы она пережила меня». Столько его молитв осталось без ответа, что он надеялся: уж эта то застряла, словно сера, в ухе Всевышнего.
Отец Кихот угадывал, где пролегает шоссе, по облачкам пыли, которые поднимали мчавшиеся по нему машины. Он ехал и думал о судьбе, ожидавшей «сеат», который в память о своем предке Дон Кихоте он называл «мой Росинант».
Мысль, что его маленькая машина будет ржаветь на свалке, была ему невыносима. Он даже подумывал о том, чтобы купить клочок земли и оставить его в наследство кому нибудь из прихожан при условии, что там построят сарай, где и упокоится его «сеат», но не было такого прихожанина, которому он мог бы доверить исполнение своей воли, да и вообще его «сеату» не избежать медленной смерти от ржавения, так что, пожалуй, пресс на свалке был бы для него менее жестоким концом.
В сотый раз обдумывая все это, отец Кихот чуть не налетел на черный «мерседес», стоявший за выездом на шоссе. Решив, что человек в черном отдыхает за рулем – ведь путь из Валенсии в Мадрид неблизкий, – он прямиком направился в кооператив купить бутыль вина; только уже возвращаясь назад, он заметил у сидящего за рулем белый воротничок католического священника, словно перед его глазами взмахнули белым платком, подавая сигнал бедствия.
Любопытно, подумал он, откуда это у его собрата священника могут быть такие деньги, чтобы раскатывать в «мерседесе»? Но, подойдя поближе, он обнаружил ниже воротничка пурпурный нагрудник, указывавший на то, что перед ним по крайней мере монсеньор, если не сам епископ.
А у отца Кихота были основания опасаться епископов: он прекрасно знал, в какой немилости он у своего епископа, видевшего в нем, несмотря на его именитую родословную, чуть ли не крестьянина. «Разве можно быть потомком литературного героя, придуманного писателем?» – заметил как то епископ в одной частной беседе, которая была тут же передана отцу Кихоту.
Человек, с которым беседовал епископ, переспросил в изумлении: «Придуманного писателем?»
«Ну да, это же герой романа некоего переоцененного публикой писателя по имени Сервантес, к тому же романа, перегруженного омерзительнейшими пассажами, которые во времена генералиссимуса цензор ни за что бы не пропустил».
"Но, Ваше преосвященство, в Эль Тобосо есть дом Дульсинеи. На нем висит табличка с надписью: «Дом Дульсинеи».
«Ловушка для туристов. К тому же Кихот, – язвительно продолжал епископ, – это даже не испанское имя. Сервантес сам говорил, что звали его героя скорее всего Кихада, или Кеса
