Голсуорси Джон - Этюды О Странностях
Джон Голсуорси
Этюды о странностях
ПИСАТЕЛЬ
Перевод Г. Журавлева
Каждое утро он просыпался с мыслью: "Не заболел ли я?" Ведь это весьма
важно - иметь доброе здоровье. Больной писатель не может выполнять свой
творческий долг; в то же время он не может хладнокровно выносить упадка
собственного творчества. Но, установив, что болезни ему не угрожают, он
спрашивал у жены: "Как ты себя чувствуешь?", - и, пока она отвечала,
задумывался: "Да... если события последней главы я подам через субъективное
восприятие Бланка, то мне лучше..." И далее в том же духе. Так и не услышав,
как себя чувствует жена, он покидал постель и принимался за дело, которое в
шутку называл "культом живота"; оно было необходимо для сохранения аппетита
и фигуры, и, занимаясь этим делом, он отмечал про себя: "У меня это здорово
получается". Но тут же появлялась другая мысль: "Этот субъект из "Парнаса"
абсолютно неправ... он просто не понимает...", - и, застыв на мгновение
нагишом, с ногами, задранными до верхнего ящика комода, он обращался к жене:
"Я считаю, этот субъект из "Парнаса" просто не может понять, что мои
книги..." И на этот раз он не пропускал мимо ушей ее энергичного ответа:
"Ну, конечно же, не понимает. Он просто идиот".
Затем он брился. Это были минуты наивысшего творческого подъема, и он
тут же кровавил себе щеку и издавал тихий стон: теперь придется искать
специальную ватку и останавливать кровотечение - жалкая работа, не имеющая
ничего общего с полетом гения. И если его жена, воспользовавшись случаем,
говорила наконец то, что давно уже хотела сказать, он отвечал, пытаясь
понять, о чем это она толкует, и думал: "Ну, началось! Никогда не дают
возможности сосредоточиться". Покончив с бритьем, он шел мыться, и некий
философский вывод неизменно зрел в нем как раз перед приемом холодного душа,
и он останавливался и кричал через дверь: "Видишь ли, я считаю, что высший
принцип..." И пока жена отвечала, он, к счастью, вспоминал о необходимости
тотчас же подставить еще не остывшее тело под холодный душ, в противном
случае может быть нарушено кровообращение, и ее ответ снова не достигал
цели. Вытираясь, он мечтательно развивал свои взгляды на сущность мироздания
и знакомил с ними жену с помощью фраз, которые он редко доводил до конца,
так что отвечать было не обязательно. Когда он начинал одеваться, его мысли
принимали несколько иное направление: "Почему я не могу сосредоточиться на
своей работе? Это ужасно!" И если у него случайно отрывалась пуговица, он
неохотно заявлял об этом, чувствуя, как бесполезно растрачивается его
рабочее время. Глядя на сосредоточенное лицо жены, склонившейся над
ничтожной работой - пришиванием пуговицы, он умилялся: "Она у меня просто
чудо! И как она успевает сделать для меня столько в течение дня?" Затем он
начинал ерзать от нетерпения, чувствуя нутром, что почта уже ждет его.
Он спускался вниз, привычно думая: "Эта проклятая почта отнимает все
мое время!" Около столовой он ускорял шаги и, увидев на столе огромную кипу
писем, привычно восклицал: "Проклятие!", - а глаза его загорались. Если -
что случалось редко - на столе не оказывалось зеленого конверта с газетными
вырезками, в которых упоминалось его имя, он бормотал: "Слава богу!", - но
физиономия его вытягивалась.
Обычно он торопливо ел, расхаживая по комнате и читая о себе, и, если
жена заговаривала о его поведении, он молча сжимал губы и думал: "Я умею
себя сдерживать".
Сколько бы он ни собирался, ему редко удавалось сесть за работу
