Библиотека в кармане -зарубежные авторы

         

Гейне Генрих - Луккские Воды


Генрих Гейне
Луккские воды
Как мужу я жена...
Граф Август фон Платен-Галлер-мюнде.
Угодно графу в пляс пуститься -- Пусть граф распорядится, И я начну!
Фигаро
Карлу Иммерману, поэту, посвящает эти страницы в знак восторженного
почитания автор
ГЛАВА I
Когда я вошел в комнату к Матильде, она застегнула последнюю пуговицу
на зеленой амазонке и как раз собиралась надеть шляпу с белыми перьями. Она
быстро отбросила ее в сторону, как только увидела меня, и кинулась мне
навстречу с развевающимися золотыми кудрями. "Доктор неба и земли!" --
воскликнула она и по старой привычке схватила меня за уши и с забавнейшей
сердечностью поцеловала.
-- Как поживаете, безумнейший из смертных? Как я счастлива, что вижу
вас опять! Ведь на всем свете не найти мне человека более сумасшедшего, чем
вы.' Дураков и болванов достаточно, и нередко их удостаивают чести принимать
за сумасшедших; но истинное безумие так же редко, как истинная мудрость;
быть может даже, оно -- не что иное, как сама мудрость, вознегодовавшая на
то, что знает все, знает все гнусности этого мира, и потому принявшая мудрое
решение сойти с ума. Жители Востока -- толковый народ, они чтут помешанного
как пророка, а мы всякого пророка считаем за помешанного.
-- Но, миледи, почему вы не писали мне?
234
-- Я, доктор, написала вам, конечно, длинное письмо и пометила на
конверте: вручить в Нью-Бедламе. Но вас, против всякого ожидания, там не
оказалось, и письмо отправили в Сент-Люк, а так как вас и там не оказалось,
то оно пошло дальше, в другое такое же учреждение, и совершило, таким
образом, турне по всем домам умалишенных Англии, Шотландии и Ирландии, пока
мне не вернули его с пометою, что джентльмен, которому оно адресовано, пока
еще не засажен. И в самом деле, как это вы все еще на свободе?
-- Я хитро устроился, миледи. Повсюду, где я бывал, я умел обходить
дома умалишенных, и, думаю,, это удастся мне и в Италии.
-- Друг мой, здесь вы в полной безопасности: во-первых, вблизи нет дома
для умалишенных, а во-вторых, здесь мы хозяева.
-- Мы? Миледи! Вы, значит, причисляете себя к нам? Позвольте
запечатлеть братский поцелуй на вашем челе.
-- Ах, я говорю, мы -- приехавшие на воды, причем я еще, право, самая
разумная... А поэтому вы легко можете себе представить, какова же самая
сумасшедшая, именно Юлия Максфилд, постоянно утверждающая, что зеленые глаза
означают весну души; кроме того, здесь две молодые красавицы...
-- Конечно, английские красавицы, миледи?
-- Доктор, что значит этот насмешливый тон? По-видимому,
изжелта-жирные, макаронные лица так пришлись вам по вкусу в Италии, что вы
совершенно равнодушны к британским...
-- Плумпудингам с глазами-изюминками, грудям-ростбифам, отделанным
белыми полосами хрена, гордым паштетам...
-- Было время, доктор, когда вы приходили в восторг всякий раз, как
видели красивую англичанку...
-- Да, это было когда-то! Я и сейчас не склонен отказывать в признании
вашим соотечественницам. Они прекрасны, как солнце, но -- как солнце из
льда, белы, как мрамор, но и холодны, как мрамор, близ холодного их сердца
замерзают бедные...
-- О! Я знаю кое-кого, кто не замерз и вернулся из-за моря свежим и
здоровым, и это был великий, немецкий, дерзкий...
-- По крайней мере, он простудился так сильно близ
235
ледяных британских сердец, что до сих пор у него, насморк.
Миледи, казалось, была задета этими словами; она схватила хлыст,
лежавший между страницами романа в виде закладки, провела им между ушей
своей белой, тихо





Содержание раздела