Гаррисон Гарри - Самый Замечательный Автомобиль В Мире
Гарри ГАРРИСОН
САМЫЙ ЗАМЕЧАТЕЛЬНЫЙ АВТОМОБИЛЬ В МИРЕ
Нервы Эрнеста Хароуэя начали сдавать; он стиснул руки, чтобы остановить
дрожь. Идея, которая там, в Детройте, представлялась ему такой замечательной,
теперь, когда он оказался в Италии - более того, не где-нибудь, а в Кастелло
Престецца - стала казаться неразумной и пугающей. Он справился с невольной
дрожью и перевел взгляд с серой изъеденной временем стены замка на еще более
серую и намного более древнюю гряду Доломитовых Альп, вздымавшуюся позади. Во
дворе замка царила полная неподвижность и почти благоговейная тишина,
нарушаемая лишь слабым шорохом сосновых игл, перебираемых предвечерним
ветерком, да потрескиванием остывающего мотора арендованного автомобиля, на
котором он приехал. В горле у него было сухо, а ладони, напротив, вспотели. Он
должен был сделать это!
Судорожным движением он распахнул дверь и заставил себя вывалиться из
автомобиля. Задержавшись лишь настолько, чтобы подхватить с сиденья портфель,
он затопал по хрустящему под ногами гравию к каменному порталу, посреди
которого располагалась огромная, окованная железом дверь.
На потемневших досках двери не было видно никакого звонка или дверного
молотка, зато на каменной притолоке сбоку располагалась позеленевшая от
времени бронзовая голова горгоны, державшей во рту круглую ручку. Хароуэй
потянул, и из стены, примерно на фут, с гнусным скрежетом неохотно вылез
железный прут, который, спазматически дергаясь, уполз в стену, как только
приезжий выпустил ручку. Независимо от того, сколько лет или веков насчитывал
этот механизм, он, похоже, все еще действовал, так как не прошло и минуты, как
послышался сильный, хотя и приглушенный стук и дверь медленно приоткрылась.
Высокий болезненного вида человек в ливрее, уставив на посетителя впечатляющих
размеров нос, окинул оценивающим, но незаинтересованным взглядом его
темно-серый, цвета древесного угля, летний костюм из немнущейся ткани и поднял
глаза на взволнованное лицо Харроуэя.
- Si, signore? - почти не шевеля губами, произнес он холодным
подозрительным тоном.
- Buon giorno... - ответил Хароуэй, исчерпав таким образом весь свой
итальянский словарь. - Я хотел бы видеть мистера Беллини.
- Маэстро никого не принимает, - сказал слуга на безупречном английском
языке с заметным оксфордским акцентом, после чего отступил на шаг и потянул за
ручку двери с явным намерением закрыть ее.
- Подождите! - воскликнул Хароуэй, но дверь неумолимо продолжала
закрываться. В отчаянии он всунул ногу в щель; этот маневр частенько помогал
ему во время его недолгой карьеры коммивояжера, приходившейся на время
обучения в колледже, но, как выяснилось, совершенно не подходил для этого типа
архитектуры. Вместо того чтобы вновь распахнуться, как это сделала бы легкая
квартирная дверь, чудовищная воротина продолжала двигаться. Тяжесть створки
смяла тонкую подошву легкой туфли; ступню сдавило так, что Хэроуэю явственно
показалось, будто он слышит скрежет костей. Он пронзительно вскрикнул и,
вцепившись в дверь, всей тяжестью потащил ее на себя. Дверь остановилась, а
затем, немного подумав, медленно качнулась в обратном направлении. Слуга,
вздернув правую бровь, недоуменно следил за действиями посетителя.
- Прошу прощения... - выдохнул Хароуэй, - но моя нога... Вы сломали мне
все кости. Очень важно, чтобы я увиделся с мистером Беллини, с Маэстро. Если
вы не хотите пропустить меня к нему, то передайте хотя бы это. - Переступив на
здоровую ногу, он полез в карман пи
