Библиотека в кармане -зарубежные авторы

         

Гаррисон Гарри - Знаменитые Первые Слова


Гарри ГАРРИСОН
ЗНАМЕНИТЫЕ ПЕРВЫЕ СЛОВА
О позднейших работах профессора Эфраима Хакачиника высказаны многие
миллионы слов, объединяющихся в полемические атаки, ядовитые потоки и даже
выражения злобной ненависти. О нем написаны тысячи и тысячи страниц, в которых
его труды и его самого чернят, поливают грязью и подвергают анафеме, и я
чувствую, что пришла пора расставить все на свои места. Я также понимаю, что,
делая подобные заявления, рискую навлечь на себя гнев многих так называемых
авторитетов, но я и так молчал слишком долго. Я должен сообщить миру правду в
том виде, в котором узнал ее от своего наставника, потому что только правда,
какой бы безумной она ни казалась, может исправить то ложное отношение к
личности профессора, которое к настоящему времени сложилось в общественном
мнении.
Позвольте мне быть совершенно откровенным: на заре нашего знакомства мне
тоже казалось, что профессор был, если можно так выразиться, эксцентричным
даже сверх того, что считалось нормой для болот, которые именуются
университетами. По внешнему виду он был чрезвычайно неопрятным человеком; его
лица почти не было видно за огромной нечесаной бородой, похожей скорее на
метлу. Бороду он отращивал для двоякой цели: ради экономии на бритье и
возможности обходиться без галстука. Этот дуализм целеположения был имманентно
присущ почти всему, что он делал; я уверен, что проведение углубленных научных
занятий одновременно в области гуманитарных и естественных наук является
весьма редким, пожалуй, уникальным явлением, и все же он занимал в
Мискатонийском университете две профессорские должности: квантовой физики и
разговорных индоевропейских языков. Такое разностороннее приложение врожденных
талантов, несомненно, способствовало совершенствованию его изобретательности и
разработке новых методов, позволявших ученому открывать новые горизонты науки.
Как аспирант, я был очень близок к профессору Хакачинику И присутствовал
при том самом мгновении, когда на свет проклюнулся первый зачаток идеи,
которая должна была в конечном счете развиться в прекрасный цветок, стать
изумительным открытием и одной из величайших драгоценностей сокровищницы
знания человечества. Это произошло солнечным июньским днем, и я должен
сознаться, что в тот момент дремал, сидя над скучнейшим (...родил, ..родил,
..родил и т.д.) фрагментом одного из свитков Мертвого моря , когда по библиотеке, отдаваясь эхом от обшитых деревянными панелями
стен, разнесся хриплый крик, от которого я, вздрогнув, проснулся.
- Необичан! - снова воскликнул профессор (одним из проявлений его
возбужденного состояния было то, что он переходил на сербско-хорватский язык),
и еще раз повторил:
- Необичан!
- Что вас так заинтересовало, профессор? - поинтересовался я.
- Послушайте эту цитату.., поистине вдохновенные слова. Это Эдвард Гиббон.
Он посетил Рим и вот что написал: "Я сидел, погрузившись в размышления.
Босоногие монахи пели вечерню в храме Юпитера... Тогда мне впервые пришла в
голову мысль о том, чтобы написать историю увядания и гибели этого города".
Разве это не изумительно, мой мальчик? Просто дух захватывает: вот оно,
реальное историческое начало этого великого труда; и я словно присутствую при
нем. С этого все началось, а потом последовали двенадцать лет и пятьсот тысяч
слов, после которых Гиббон, измученный писчим спазмом, нацарапал "Конец" и
выронил перо. "История упадка и разрушения Римской империи" была завершена.
Великолепно!
- Великолепно? - переспросил я, все ещ





Содержание раздела