Бюргер Готфрид Август - Удивительные Путешествия Барона Мюнхгаузена
Готфрид Август Бюргер
Удивительные путешествия барона Мюнхгаузена
на воде и на суше, походы и веселые приключения, как он обычно
рассказывал о них за бутылкой вина в кругу своих друзей
Верьте, почтенные господа,
Умный не прочь пошутить иногда.
БАРОНА ФОН МЮНХГАУЗЕНА СОБСТВЕННОЕ ПОВЕСТВОВАНИЕ
Я выехал из дома, направляясь в Россию, в середине зимы, с полным
основанием заключив, что мороз и снег приведут, наконец, в порядок дороги
в северной Германии, Польше, Курляндии и Лифляндии, которые, по словам
всех путешественников, еще хуже, чем дороги, ведущие к храму Добродетели,
не потребовав на это особых затрат со стороны достопочтенных и заботливых
властей в этих краях. Я пустился в путь верхом, ибо это самый удобный
способ передвижения, если только с конем и наездником все обстоит
благополучно. При таких условиях не рискуешь ни дуэлью с "учтивым"
немецким почтмейстером, не зависишь от прихоти томящегося жаждой почтового
ямщика, который станет заворачивать по пути в каждый трактир. Одет я был
довольно легко, и это становилось все неприятнее по мере того, как я
продвигался на северо-восток.
Так вот, пусть представят себе, как должен был чувствовать себя в этом
суровом климате бедный старик, лежавший где-то в Польше, на пустыре, по
которому гулял северный ветер. Беспомощный и дрожащий, он не имел даже чем
прикрыть свою наготу.
Мне до глубины души стало жаль беднягу. Хоть у меня самого душа в теле
замерзала, я все же накинул на него свой дорожный плащ. И тут внезапно из
поднебесья донесся голос, восхвалявший столь добрый поступок в следующих
выражениях, обращенных ко мне:
- Черт меня побери, сын мой, тебе за это воздается!
Я не придал этому значения и продолжал путь, пока ночь и мрак не
окутали меня. Ни один огонек, ни один звук не говорили о близости хоть
какой-нибудь деревушки. Все кругом было заметено снегом, и я не различал,
ни дорог, ни троп.
Утомленный ездой, я соскочил наконец с коня и привязал его к какому-то
подобию остроконечного бревна, торчавшего из-под снега. Подложив на всякий
случай под руку свой пистолет, я улегся неподалеку в снег и так крепко
уснул, что открыл глаза только тогда, когда было уже совсем светло. Как же
велико было мое удивление, когда я убедился, что лежу на кладбище в
какой-то деревне! Коня моего нигде не было видно, но вдруг где-то высоко
надо мной послышалось ржание. Я взглянул вверх и увидел, что он привязан к
флюгеру на церковной колокольне и болтается в воздухе. Тут я сразу все
сообразил. Дело в том, что деревня ночью была вся засыпана снегом. Погода
неожиданно переменилась, и, по мере того как снег таял, я, не просыпаясь,
потихоньку опускался все ниже. То, что в темноте показалось мне торчащим
из-под снега бревном или пнем, к которому я привязал коня, было не то
крестом, не то флюгером на колокольне.
Не задумываясь, я вытащил пистолет, выстрелил в недоуздок и,
благополучно вернув себе таким образом коня, пустился в дальнейший путь.
Все шло прекрасно, пока я не добрался до России, где зимой не принято
путешествовать верхом. Так как обычно я придерживался местных обычаев, то
и на сей раз добыл маленькие одноконные беговые санки и весело помчался в
Санкт-Петербург.
Не могу сейчас точно сказать, было ли это в Эстляндии или в
Ингерманландии, помню только, что случилось это в дремучей лесной чаще,
когда я вдруг увидел, что за мной со всех ног несется чудовищной величины
волк, подгоняемый нестерпимым зимним голодом. Он вскоре настиг меня, и
спастись от него н