Буало Нарсежак - Последний Трюк Каскадера
Буало Нарсежак
Последний трюк каскадера
Дверь приоткрыта, свет из коридора, проникая сквозь щель,
мягко рассеивается, вспыхивает бликами... Позолота
переплетов, рамы картин, медная пепельница рядом с креслом,
какие-то блестящие предметы на письменном столе. Дверь
приоткрывается чуть шире, и на пороге возникает фигура. На
ковер ложится длинная тень. Где-то слышно мерное тиканье
старинных часов, впрочем, все замерло в тишине ночи. Тень
колеблется, затем делает шаг. Вот уже слышно ее прерывистое
дыхание, как у человека, объятого страхом. Еще шаг. Слабый
отблеск металлического предмета.
Фигуру поглощает тьма, но по очертанию плеча можно узнать
мужчину. Он направляется к письменному столу. Чуть
скрипнуло кресло, человек сел. Внезапно в темноту дерева
врезается круг ослепительного света лампы - в кругу его
руки. В одной - смятый в комок носовой платок, в другой -
револьвер. В ярком свете только руки полны жизни. Лицо
мужчины похоже на подвешенную загадочным образом гипсовую
маску. Правая рука с величайшей предосторожностью кладет
оружие на подлокотник и застывает. Осмелев, рука
отодвигается, медлит. Человек вздыхает. Закрывает глаза.
Глазницы заливает мертвенная бледность. Левая рука
поднимает носовой платок к скорбному лицу, мелкими
движениями вытирает его, как бы успокаиваясь. Затем она
тянется к телефону, стоящему на углу стола, ставит его на
подлокотник, срывает трубку и точным движением нажимает на
клавиши. Трубка прижата к уху. Отчетливо слышен сигнал
вызова - в ночной тишине он будто пронзает бесконечность. И
вдруг щелчок. Голос.
- Говорит Братская помощь, слушаю.
Опять тишина. Дыхание становится прерывистым. Пальцы
теребят носовой платок. Наконец слышится шепот.
- Я могу говорить?
Стоит такая тишина, что от внезапно прозвучавшего рядом
ответа человек вздрагивает.
- Слушаю вас... Я один... Можете спокойно говорить.
- Могу говорить, сколько захочу?
- Разумеется. Я здесь для того, чтобы быть вам полезным.
Человек отрывает трубку от уха, вытирает пот, который
катится градом, и продолжает:
- Простите меня... Так трудно найти слова.
- Успокойтесь... Времени у нас сколько угодно.
- Спасибо... Чувствуете, как я взволнован?
- Да... Даже потрясены. Но я выслушаю вас. Скажите
себе, что я вам не судья, а такой же человек, как и вы. Как
знать, может, я сам пережил испытание, подобное вашему.
Надо выговориться... Доверьтесь мне... Ну как, вам не
лучше?
- Да.
- Говорите громче.
- Да.
- Прошу вас говорить громче, так как по вашему голосу
я... как бы это выразиться?.. сужу о состоянии сердца...
Вы не наделали глупостей?
- Нет. Еще нет.
- И вы не сделаете этого, так как сейчас расскажете...
все, что у вас на душе, как сумеете... не задумываясь...
Тяжесть, которая непосильна для вас... я возьму ее на себя.
- Спасибо... Попытаюсь... Но предупреждаю вас, выхода
нет.
- Никогда не произносите таких слов.
- Других, однако, нет. Алло? Вы меня слышите?
- Да... не бойтесь.
- Простите. Мне показалось, что... Прежде всего, вы
имеете право повесить трубку. Слушать бредни старого...
- Но вы пока еще ничего не сказали.
- Вы правы.
Голос слабеет. Вдалеке слышится бой часов - один низкий
удар, гул от которого долго не смолкает. Человек вытягивает
левую руку и, приоткрывая запястье, смотрит на часы.
Половина одиннадцатого.
- Алло... Я думал... буду с вами откровенным. Пытаюсь
выиграть время. Дело не в том, что я боюсь. Прежде всего,
я ничем не рискую. Но когда слова прозвучат и вы их
услышите...
