Брэдбери Рэй - Мышата
Рэй БРЭДБЕРИ
МЫШАТА
- Они очень странные, эти маленькие мексиканцы, - сказал я.
- Что ты имеешь в виду? - спросила жена.
- От них не доносится ни звука, - ответил я. - Прислушайся.
Наш дом стоял в ряду таких же строений, чуть в глубине, и часть его
мы сдавали внаем. Покупая его, мы с женой отгородили несколько комнат в
расчете на квартирантов. Теперь, стоя у стены и прислушиваясь, мы слышали
лишь биение собственных сердец.
- Я знаю, они дома, - прошептал я. - Все три года, что они здесь
живут, от них не было слышно ни звона посуды, ни разговоров, ни щелчков
выключателя. Великий боже, что они там делают?
- Никогда об этом не задумывалась, - ответила жена. - В самом деле,
странно.
- Они зажигают всего одну синюю лампочку - в гостиной. Маленькую,
тусклую, ватт на двадцать пять. Если, проходя мимо их двери, заглянуть в
нее, то виден он - сидит в кресле и не говорит ни слова. Она - сидит в
другом кресле, смотрит на него и тоже молчит. И оба не двигаются.
- На первый взгляд даже кажется, что их нет дома, - сказала жена, -
так у них темно в гостиной. И только присмотревшись можно различить, что
они сидят там.
- Когда-нибудь я ворвусь к ним, зажгу все лампы и заору. Боже правый,
если уж я не могу вынести эту тишину, то как они могут? А умеют ли они
вообще говорить, а?
- Он здоровается, когда приносит месячную плату.
- А еще?
- Прощается.
Я потряс головой.
- Встречаясь со мной, он только улыбается и бежит дальше.
Мы с женой по вечерам читаем, слушаем радио, разговариваем.
- А радио у них есть?
- Нет. Ни радио, ни телевизора, ни телефона. И ни книг, ни журналов,
ни газет.
- Поразительно.
- Не волнуйся так.
- Я знаю, что ты, например, не сможешь два или три года кряду
просидеть в темной комнате и не разговаривать, не слушать радио, не читать
и даже не есть, ведь правда? Из их комнат ни разу не пахнуло жареным мясом
или яичницей. Черт побери, их даже ночью не слышно.
- Наверное, дорогой, они просто мистифицируют нас.
- Если так, им это здорово удается!
Я вышел прогуляться вокруг квартала. Был чудесный летний вечер.
Возвращаясь, я от нечего делать заглянул в их дверь. Там - тьма и тишина,
две отяжелевшие фигуры сидели в креслах, и горела маленькая синяя
лампочка. Я стоял у двери довольно долго - пока не докурил свою сигарету.
И только повернувшись, чтобы уйти, я заметил, что он стоит в прихожей со
своим обычным приветливым выражением на лице. Он не двигался. Просто стоял
и разглядывал меня.
- Добрый вечер, - сказал я.
Молчание. Потом он повернулся и исчез в темной комнате.
В семь часов утра маленький мексиканец вышел из дому и заспешил по
аллее. В его квартире было все так же тихо. Его жена вышла в восемь,
неуклюжая в своем темном одеянии. Она ступала осторожно, может быть,
потому, что маленькая шляпка едва держалась на ее прическе. Вот так молча
и незаметно они все эти годы уходили на работу.
- Где они работают? - спросил я за завтраком.
- Он - кочегар в "Юнайтед Стейтс Стил". Она - портниха в какой-то
мастерской.
- Нелегкая работа.
Я отпечатал несколько страниц моего романа, потом еще полторы, но уже
медленнее и ленивее. В пять часов я увидел, как мексиканка возвращается с
работы: она отперла дверь, проскользнула внутрь, повесила пальто на
крючок, задернула занавески и плотно закрыла дверь.
Он пришел в шесть, так же поспешно, как уходил утром. Стоя у своих
дверей, он являл воплощение бесконечного терпения. Тихо, словно мышь,
поскребся он в дверь, подождал. Наконец она впустила его. Я
