Брэдбери Рэй - Фрукты С Самого Дна Вазы
Рэй Брэдбери
Фрукты с самого дна вазы
Б. Клюева, перевод
Уильям Эктон поднялся с пола. Часы на камине пробили полночь.
Он взглянул на свои пальцы, взглянул на большую ком-нату, в которой
находился, и на человека, лежавшего на полу. Уильям Эктон, чьи пальцы
стучали по клавишам пишущей машинки, и ласкали любимых женщин, и жарили
яичницу с беконом на завтрак поутру, именно этими десятью скрюченными
пальцами только что совершил убийство.
Он никогда в жизни не мнил себя скульптором, однако сейчас, видя между
своими руками распростертое на поли-рованном дубовом полу тело, он вдруг
осознал, что подобно скульптору, тиская, скручивая и переворачивая
человеческую плоть, он так отделал человека по имени Дональд Хаксли, что
совершенно изменил его физиономию, да и всю его фи-гуру.
Сплетением своих пальцев он уничтожил въедливый блеск хакслиевых глаз,
заменив его слепой, холодной тоской в глазных впадинах. Всегда розовые и
чувственные губы раз-верзлись, открыв лошадиные зубы, желтые от никотина
резцы и клыки, золотые коронки на коренных зубах. Нос, тоже обычно розовый,
обесцветился, как и его уши, и по-крылся пятнами. Раскинутые на полу ладони
Хаксли были раскрыты, впервые за всю их жизнь будто прося чего-то, а Не
требуя, как обычно.
Да, так это воспринималось с эстетической точки зрения. В общем-то
перемены в Хаксли пошли на пользу ему. Смерть превратила его в человека,
более достойного и доступного. С ним теперь можно было говорить, и он
вынужден был слушать вас.
Уильям Эктон посмотрел на свои собственные пальцы.
Дело сделано. Теперь не в его силах вернуть все обратно. Не слышал ли
кто-нибудь? Он прислушался. Снаружи доно-сились обычные звуки ночного
городского транспорта. Ни-кто не стучал в дверь, не пытался разбить ее в
щепки ударом плеча, никто не орал, требуя впустить его. Убийство,
пре-вращение человеческой плоти из теплой в ледяную про-изошло, и никто не
знал об этом.
И что теперь? Часы продолжали отбивать полночь. В исте-рике он всеми
фибрами души рвался в одном направлении -- к двери. Только бы убежать,
убраться отсюда, рвануть на вокзал, на поезд, остановить такси, сесть,
ехать, мчаться, идти, ползти, лишь бы подальше отсюда и никогда не
воз-вращаться назад!
Его руки покачивались перед его глазами, летали, по-ворачиваясь то
одной, то другой стороной. Он сжал их в раздумье, они, легкие как перышко,
повисли по бокам. Почему он так пристально разглядывал их? -- спросил он
самого себя. Было ли в них что-то настолько важное, что он сейчас, после
успешного удушения своего противника, вынужден остановиться и изучить их
досконально, морщин-ку за морщинкой, завиток за завитком?
Руки были совершенно обыкновенные. Не толстые и не тонкие, не длинные и
не короткие, не волосатые и не голые, не наманикюренные и не грязные, не
мягкие и не мозолистые, не морщинистые и не гладкие -- отнюдь не руки
убийцы, однако и не руки ни в чем не повинного человека. Он сам удивлялся,
глядя на них.
Его занимали собственно даже не сами его руки и не сами по себе его
пальцы. В том тупом безвременье, которое наступило после совершенного им
насилия, он находил ин-тересным только кончики своих пальцев.
На камине по-прежнему тикали часы.
Он опустился на колени возле тела Хаксли, вынул из кармана Хаксли его
носовой платок и стал методично про-тирать им шею Хаксли. В каком-то
исступлении он чистил, массировал шею, протирал ее снаружи и сзади. Затем он
встал.
Он посмотрел на шею Хаксли. Посмотрел на полиро-ванный пол. Медлен
