Брэдбери Рэй - Чикагская Бездна
Рэй Бредбери
Чикагская бездна
Этот старик забрел в почти безлюдный парк под тусклым
апрельским небом в полдень, вместе с легким ветерком,
тянувшим откуда-то из воспоминаний о зиме. Его волочившиеся
ноги были в покрытых желто-коричневыми пятнами обмотках,
волосы длинными седыми патлами торчали во все стороны, как и
его борода, в которой прятался рот, казалось дрожавший от
неистребимого желания откровенничать.
Он медленно посмотрел назад, словно там, в сгрудившихся
руинах, в беззубом силуэте города, потерял столько вещей,
что никак не мог сообразить, что именно. Ничего не найдя,
он побрел дальше, пока не нашел скамьи, на которой в
одиночестве сидела женщина. Окинув ее изучающим взглядом,
он качнул головой, присел на дальнем уголке скамьи и больше
не смотрел на нее.
Три минуты он сидел с закрытыми глазами, рот его не
переставал шевелиться, голова двигалась, словно носом
чертила в воздухе единственное слово. Дописав, он открыл
рот и внятно, отчетливым голосом произнес его:
- Кофе.
Рот у женщины приоткрылся, она оцепенела.
Узловатые пальцы старика запрыгали, разыгрывая пантомиму
на невидимой салфетке у него на коленях.
- Ключиком - раз! Ярко-красная банка с желтыми буквами!
Сжатый воздух - с-с-с! А теперь протыкаем фольгу - ш-ш-ш!
Как змея!
Словно от пощечины, женщина мотнула головой и с ужасом,
как зачарованная, уставилась на двигающийся язык старика.
- Запах, аромат, благоухание. Налитые, темные, дивные
бразильские зерна, свежий помол!
Вскочив на ноги, шатаясь, как подстреленная, женщина
нетвердо шагнула прочь.
Старик широко раскрыл рот: "Нет, я..."
Но она уже побежала, и вот ее нет.
Старик вздохнул и поплелся по парку, пока не подошел к
скамье, на которой сидел молодой человек, поглощенный
заворачиванием сушеной травы в маленький квадратик
тонюсенькой бумаги. Нежно, почти ритуально его тонкие
пальцы расправляли траву, он с дрожью свернул трубочку,
сунул ее в рот и, как загипнотизированный, прикурил. Он
откинулся назад, зажмурился от вожделения, вбирая ртом и
легкими странный вонючий воздух.
Старик проследил за унесшимся с полуденным ветерком
дымком и произнес:
- "Честерфилд".
Молодой человек изо всех сил стиснул коленки.
- "Рейлиз", - произнес старик. - "Лаки страйкс".
Молодой человек уставился на него.
- "Кент". "Кул". "Мальборо", - произнес старик, не
глядя на него. - Были такие сигареты. Белые, красные,
янтарные, цвета зеленой травы, небесно-голубые, чистого
золота, с красным пояском из пленки наверху, с треском
срывали вместе с целлофаном, и синяя марка госпошлины...
- Заткнись, - буркнул молодой человек.
- Покупаем в аптеке, у газировщицы, в подземке...
- Заткнись...
- Успокойся, - сказал старик. - Знаешь, это я от твоего
дыма задумался...
- Нечего задумываться, - молодой человек повернулся так
резко, что самокрутка выпала и рассыпалась на его коленях.
- Смотри, что из-за тебя наделал!
- Извини. Такой чудный день, такой дружеский.
- Никакой я тебе не друг.
- Мы все теперь друзья, иначе зачем же жить?
- Друзья? - фыркнул молодой человек, бесцельно перебирая
рассыпавшуюся траву и бумажку. - Может, и были "друзья"
тогда, в семидесятые, но сейчас...
- Семидесятые. Ты, наверное, еще малышом был. Тогда еще
были "Баттер фингерз" в ярко-желтой обертке. "Бейби руфс".
"Кларк Барз" в оранжевом фантике. "Милки уэйз" - будто все
мироздание проглатываешь - звезды, кометы, метеоры. Вкусно.
- Вовсе не было вкусно, - молодой человек вдруг поднялся.
- Что это с тобой?
- Я помню
