Бруно Энтони - Майк Тоцци 2
ЭНТОНИ БРУНО
"МАЙК ТОЦЦИ"
ПЛОХАЯ КРОВЬ
Глава 1
Оранжевый "фольксваген-жук" вынырнул из предрассветного тумана и запрыгал по ветхому и неровному настилу видавшего виды пирса. Следом ехал черный "кадиллак-девилль" 1960 года, а за ним — лимузин "Мерседес-SEZ" серо-стального цвета: рыбка, рыба и рыбина. "Жук" остановился в нескольких футах от конца пирса, "кадиллак" — футах в двадцати за "жуком", лимузин ткнулся носом в угрожающе мощный откидной задний борт "кадиллака". Так они выстроились словно бы для проверки — мотор "фольксвагена" с воздушным охлаждением хрипло клокотал, мотор "кадиллака" тихо жужжал, а мотор "мерседеса" издавал едва слышное, но настойчивое шипение.
Человек за рулем "кадиллака", Кацуми Нагаи, выключил мотор, устало пригладил волосы и уронил руки на руль. Паршивая рань для такого дерьмового дела.
Он перегнулся через сиденье из черной потрескавшейся кожи и уставился на широкую спину Масиро, который как раз наклонился, чтобы снять башмаки и носки. Аккуратно свернув носки, Масиро положил их в черные, на шнурках, туфли и все вместе засунул под сиденье.
Нагаи глаз с него не сводил. После всех этих лет он никак не мог привыкнуть к Масиро — то и дело замирал в изумлении. Сидя на корточках, без всякого выражения на лице, Масиро потянулся за мечом в ножнах, что лежал на заднем сиденье, и пристроил его к себе на колени.
Потом взглянул на Нагаи, ожидая команды от господина. Нагаи воззрился на длинный изогнутый катана, основное оружие самурая, потом глянул Масиро в глаза и устало кивнул. Тот наклонил голову быстро, но почтительно и выбрался наружу.
Пока Масиро обходил вокруг автомобиля, Нагаи спросил себя, о чем этот человек сейчас думает, если думает вообще.
Нагаи следил, как Масиро обнажил меч и положил черные кожаные ножны на крышу автомобиля. Потом зашагал к "фольксвагену" — прямая спина, меч у пояса — и приказал тем двоим, что сидели внутри, выключить мотор и выбираться наружу.
Парочка не двинулась, с места. Нагаи открыл отделение для перчаток и вытащил оттуда маленький автоматический пистолет. Потом нажал на кнопку, опустил боковое стекло, высунул левую руку и выстрелил по "фольксвагену".
Звук раскатился над рекой, особенно резкий в холодном неподвижном воздухе. Девушка опять начала всхлипывать. Нагаи мог наблюдать, как голова ее покачивается — вверх-вниз, вверх-вниз.
Он облокотился о дверь и выставил пистолет так, чтобы тем было видно.
— Живее, — рявкнул Масиро по-японски, с грубым осакским акцентом. Пара молодых японцев, он и она, стали неохотно вылезать из машины — как маленькие зверьки, которых силой выгоняют из временного, ненадежного укрытия.
Наконец они встали перед Масиро, во взгляде которого не было ни ненависти, ни сострадания. Девушка прикрывала рот рукой. Масиро внезапно поднял свой меч, зажав его в кулаке, как копье, и воткнул со всего размаху в трухлявый верх самой близкой сваи.
Меч стал вертикально, сверкая в серых предрассветных сумерках, чуть-чуть покачиваясь, такой же твердый и неумолимый, как и его владелец.
Верное мое чудище, подумал Нагаи. Потом посмотрел в переднее зеркальце, ощущая тяжесть и медлительность во всем теле, вылез из машины и двинулся к задней дверце лимузина. Дожидаясь, пока дверца откроется, уставился на свое отражение в затемненном стекле.
Лицо слишком грустное, слишком изможденное, подумал он, и в волосах пробивается седина. Хотелось бы выглядеть, как Масиро — несокрушимым, опасным, каменнолицым. А ведь Масиро даже старше его на два года. Когда заднее боковое стекло заскользило в
